Катастрофа

Окунев Яков

В кабине дирижабля - командующий воздушной эскадрильей Николай Баскаков. Пол кабины стеклянный, и под ногами, точно на рельефном плане, лежит Париж. Десятки рефлекторов нащупывают его улицы, площади, бульвары, площадки, мосты. На столе разостлана карта.

Парижа, утыканная булавками и флажками, белые и красные.

Николай Баскаков диктует:

– Площадь пирамид - белые. Предместья - красные.

Его адъютант переставляет флажки. Белые флажки скучились в центре, красные обступили их со всех

сторон и сжимают их теснее и теснее.

Баскаков нажимает рычажок фоторадиофона и кричит в приемник:

– Площадь пирамид - белые. Атака! Начинай!

Фырканье пропеллеров. Машины, точно по воздушным ступеням, все враз падают вниз до самых крыш и куполов и, сбросив на площадь пирамид сотню бомб, стремительно взмывают вверх, спасаясь от воздушного вихря, поднятого взрывами.

Что-то рвется, рушится там внизу. Над площадью пирамид подымается багровое зарево.

И опять Баскаков диктует:

– Площадь пирамид - красные. Предместья - красные. Площадь Согласия белые.

Белые флажки сжались тесно на одном клочке карты. Красные флажки охватили их.

Два десятка бронированных аэропланов, маленьких, юрких, ловких, отделяются от эскадрильи, скользят вниз, реют совсем низко над домами. Это воздушный пулеметный отряд. Пулеметы сыплют свинцовый горох. Он щелкает по крышам, по мостовым, по панелям.

Внизу установили зенитные орудия. Огненные борозды режут небо. Шрапнель рвется, разбрызгивая огненные осколки. Один аэроплан накренился, вспыхнул пламенным веером, перевернулся и ринулся вниз, оставляя за собой светлый хвост дыма. От аэроплана отделилась маленькая черная фигурка, перевернулась несколько раз в воздухе и упала в темноту улицы.

– Красные прорвались в центр, - диктует Николай Баскаков.

Красные флажки заняли уже всю карту Парижа. Белые гнездятся отдельными горсточками, вкрапленными там и сям. Зенитные орудия замолкают. С головного дирижабля пускают красную ракету. Ответный огненный дождь ракет поднимается над всеми аэропланами и дирижаблями эскадрильи. Мощный мегафон гремит с дирижабля командующего:

– Слушай! Ко мне!

Эскадра перестраивается в каре. В центре - главный дирижабль. И опять гремит мегафон:

– Слушай! Победа!

Со всех воздушных кораблей грохочет усиленный мегафонами революционный гимн;

– Вставай, проклятьем заклейменный...

Мощные звуки падают вниз, с вышины тысячи метров призывно рассыпаясь по улицам Парижа. И тысячи тысяч рабочих там, внизу, покрытые пороховым дымом, прекращают стрельбу и, обнажив головы, ответно поют, подняв к небу просветленные лица:

– Это есть наш последний и решительный бой...

XIX

– Военное судно.

– Вымпел?

– Красный.

– Черт побери, опять красный! Везде красные! Ундерлип в бешенстве и страхе.

Революция вездесуща. Она опережает яхту. Она разносится по радио, бежит по телеграфным проводам, летит по воздуху. На параллели Азорских островов--красный вымпел.

– Давайте флаг!
– исступленно кричит Ундерлип. Красный! Самый красный! Густо-красный! Кроваво-красный, черт вас возьми!

На яхте взвивается красный флаг. Капитан Баррас на мостике ухмыляется:

– Г-м, г-м, припекло. Миллиардер и принц под красным флагом. В конце концов, черт и его бабушка, любопытно, чем это кончится.

Военный корабль сигнализирует. Капитан Баррас читает сигнал и командует;

– Тихий ход.

– Что? Тихий ход?
– Ундерлип не согласен.
– Максимальный! Максимальный ход! Надо улепетывать.

– Нам сигнализируют остановиться. Мы должны подчиниться, - заявляет капитан Баррас.

– Подчиниться?
– Ундерлип требует... Нет, не требует, а просит... Умоляет, если хотите. Наибольший ход.

– Среди бела дня мы никогда не улизнем, - пожимает плечами капитан.

– Чек на миллион, капитан.

– Попробую, но предупреждаю: нефть на исходе. Если попытка удастся, у нас не останется ни фунта нефти.

– Скорее! Скорее!

Капитан Баррас отдает команду. Яхта вздрагивает всем корпусом и устремляется вперед. Лопасти винтов бешено дробят воду.

Бум!

Глухой удар сотрясает воздух. Ядро с шипением падает в воду в двух шагах от яхты, подняв вверх облака пара. Яхта накренивается и сейчас же упруго выравнивается.

– Стоп!
– командует капитан Баррас.

– Почему стоп? Почему, черт бы вас взял?

– Потому что нас разобьют в щепки. Быстрее ядра нет хода.

– Значит?

– Значит...

Ундерлип бежит в каюту. Бумаги, бумаги! Он выбрасывает их из ящика стола и сует за драпировку, под ковер, под шкаф. Его высочество! Да, да, скорее!

Ундерлип бежит в каюту его высочества. Его высочество и его свита должны спуститься в трюм. Матросское платье. Оно дурно пахнет? Запах не имеет значения. Или напротив: имеет значение. Чем хуже пахнет, тем лучше.

Его высочество глядит стеклянными глазами на Ундерлипа. Он ничего не понимает.

– Кокаин! У вас есть кокаин?

– Да, да, будет кокаин. Наденьте это платье.

Его высочество впал в полный идиотизм и покорно подставляет ноги и руки спешно одевающему его лорду Рою.

Военное судно - в нескольких десятках шагов от яхты. Капитан Баррас вбегает в каюту его высочества и грохочет ругательства.

– Черт и его бабушка! Разве этот маскарад поможет? У революционеров на плечах не капусты, а головы. Они спросят документы.

– Что же делать?
– растерянно лепечет Ундерлип.