Катастрофы сознания
Шрифт:
«Свидетельства, которыми я располагаю, — пишет биограф Сталина Д. Волкогонов, — говорят о том, что и здесь Сталин стал косвенной (а впрочем, косвенной ли?) причиной ее смерти. В ночь с 8 на 9 ноября 1932 г. Аллилуева-Сталина покончила с собой. Непосредственной причиной ее трагического поступка явилась ссора, едва заметная для окружающих, которая произошла на небольшом праздничном вечере, где были Молотов, Ворошилов с женами, некоторые другие лица окружения Генсека. Очередной грубой выходки Сталина хрупкая натура жены не перенесла. 15-я годовщина Октября была омрачена. Аллилуева ушла к себе в комнату и застрелилась. Каролина Васильевна Тиль, экономка семьи, придя утром будить Аллилуеву, застала ее мертвой. Вальтер лежал
Есть основания предполагать, что покойная оставила предсмертное письмо. Об этом можно только строить догадки. На свете всегда есть и останутся большие и маленькие тайны, которые никогда не будут разгаданы. Смерть Надежды Сергеевны, думаю, не была случайной, это надежда. Когда нет надежды — уже нет и человека. Вера и надежда всегда удваивают силы. У жены Сталина их уже не было».
Лев Троцкий приводит другую дату и дает иную интерпретацию причины самоубийства Надежды Аллилуевой: «9 ноября 1932 г. Аллилуева внезапно скончалась. Ей было всего 30 лет. Насчет причин ее неожиданной смерти советские газеты молчали. В Москве шушукались, что она застрелилась, и рассказывали о причине. На вечере у Ворошилова в присутствии всех вельмож она позволила себе критическое замечание по поводу крестьянской политики, приведшей к голоду в деревне. Сталин громогласно ответил ей самой грубой бранью, которая существует на русском языке. Кремлевская прислуга обратила внимание на возбужденное состояние Аллилуевой, когда она возвращалась к себе в квартиру. Через некоторое время из ее комнаты раздался выстрел. Сталин получил много выражений сочувствия и перешел к порядку дня».
Н. С. Хрущев также пишет в своих «Воспоминаниях»:
«Посещение домашних обедов у Сталина было особенно приятно, пока была жива Надежда Сергеевна. Она была принципиальным партийцем и в то же время чуткой и хлебосольной хозяйкой. Я очень сожалел, когда она умерла.
Накануне ее кончины, в Октябрьские или Первомайские торжества, я сейчас не помню этого, я стоял возле Мавзолея в группе актива. Шла демонстрация. Аллилуева была рядом со мной, мы разговаривали. Было прохладно, Сталин на Мавзолее, как всегда, в шинели. Крючки шинели были расстегнуты, полы распахнулись. Дул ветер. Надежда Сергеевна глянула и говорит:
— Вот мой не взял шарф, простудится и опять будет болеть.
Вышло очень по-домашнему и никак не вязалось с представлениями о Сталине, о вожде, уже вросшими в наше сознание. Кончилась демонстрация, разошлись…
На следующий день Каганович собирает секретарей райкомов и говорит, что скоропостижно скончалась Надежда Сергеевна. Я подумал: „Как же так? Я же с ней вчера разговаривал. Цветущая, красивая женщина“.
Через день или два Каганович опять собирает нас и говорит:
— Передаю поручение Сталина. Сталин велел сказать, что Аллилуева не умерла, а застрелилась.
Он не сообщил никаких подробностей, а мы не задавали никаких вопросов.
Мы похоронили Аллилуеву. Сталин выглядел опечаленным, стоя у ее могилы. Не знаю; что было у него на душе, но внешне он скорбел.
После смерти Сталина я узнал историю смерти Аллилуевой. Конечно, эта история никак документально не подтверждена. Власик, начальник охраны Сталина, рассказал, что после парада все отправились обедать к военному комиссару Клименту Ворошилову на его большую квартиру. После парадов и других подобных мероприятий все обычно шли к Ворошилову обедать.
Командующий парадом и некоторые члены Политбюро отправились туда прямо с Красной площади. Все выпили, как обычно в таких случаях. Наконец, все разошлись. Ушел и Сталин. Но он не пошел домой.
Было уже поздно. Кто знает, какой это был час. Надежда Сергеевна начала беспокоиться. Она стала искать его, звонить на одну из его дач. И спросила дежурного офицера, нет ли там Сталина.
— Да, — ответил он, — товарищ Сталин здесь.
Он
Утром — когда, точно не знаю — Сталин пришел домой, но Надежды Сергеевны уже не было в живых. Она не оставила никакой записки, а если записка и была, нам никогда об этом не говорили. Позднее Власик сказал:
— Тот офицер — неопытный дурак. Она спросила его, а он взял и сказал ей все.
Потом пошли слухи, что, возможно, Сталин убил ее. Эта версия не очень ясна, первая кажется более правдоподобной. В конце концов, Власик ведь был его охранником».
Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и вероятность убийства Аллилуевой. Во всяком случае, в этом были убеждены многие современники. В книге Ю. Семенова «Ненаписанные романы» приводится стенограмма его беседы с Галиной Семеновной Каменевой-Кравченко, где она говорит: «Меня арестовали в 1932 г., сразу после того, как погибла Надя Аллилуева… Кстати, она не была левшой, но висок у нее был раздроблен именно левый. В десять часов вечера к Ольге Давыдовне прибежала врач Кремлевской больницы Александра Юлиановна Капель, близкая подруга выдающегося терапевта Плетнева. Я спросила Лютика — так все звали сына Льва Борисовича (Троцкого) и Ольги Давыдовны, моего мужа Александра: „Что случилось!“ Он ответил: „Надя Аллилуева погибла; я — к Ольге Давыдовне, а та молча смотрит на доктора Капель…“ „Случился острый аппендицит, — тихо сказала Александра Юлиановна, — мы не смогли ее спасти..“ Это же была официальная версия… Я вернулась к Лютику, а он покачал головой: „Ложь. Она убита. Из такого же пистолетика, какой подарил тебе папа (то есть Троцкий).“»
Несмотря на подобные свидетельства, серьезные историки придерживаются версии самоубийства. Очевидных поводов для уничтожения жены у Сталина не было, да и маловероятно, что он выбрал бы для такого «акта» дни главного революционного праздника. Учтем и то, что самоубийство (подлинное или мнимое) неизбежно бросало тень на самого Сталина. Задумай вождь убийство, наверное, он подобрал бы более «естественный» вариант смерти.
Ахромеев Сергей Федорович
С вдовой маршала Ахромеева Тамарой Васильевной Ахромеевой беседует обозреватель «Совершенно секретно» Александр Терехов (Совершенно секретно. № 7 (74), 1995 г.)
— Сергей Федорович стал начальником генерального штаба после того, как по до сих пор не вполне ясным причинам испортились отношения между Устиновым и Старковым и последний вынужден был оставить свой пост.
— О взаимоотношениях Устинова и Огаркова я ничего сказать не могу. Мне не очень нравится выражение «вынужден был оставить свой пост». Дело в том, что, когда были созданы Главные командования войск направлений как органов оперативно-стратегического управления Вооруженными Силами, назначение командующим такой группировкой, как Западная, даже для начальника Генерального штаба было престижным.
— Были у него кумиры?
— Кумиры — нет. Были люди, которых он называл учителями. Маршалы Жуков, Рокоссовский, Конев…
— Я так думаю, что Горбачев его поначалу очаровал…
— Очаровал? Это не то слово для характеристики Генерального секретаря… Близко наблюдая работу людей, принадлежащих к высшим эшелонам власти, Сергей Федорович понимал, что «старикам», несмотря на их несомненные заслуги перед страной и их опыт, время уходить. То, что этот процесс затягивался, наносило большой вред управлению государством. Например, еще в середине 70-х гг. именно в Генштабе зародилась идея сокращения наших военных расходов, потом тяжело болел Брежнев, и докладывать ему этот острый вопрос было бесполезно.