Катастрофы тела
Шрифт:
В Берлине он имел дело с грабителем, спрятавшим украденные драгоценности. В конце концов, мозг выдал сигналы о тайнике. Полиция легко обнаружила его по описанию Лангснера.
Уж не сумасброд ли это? Недобрые предчувствия стали закрадываться в душу Хенкока по мере того, как он слушал словоохотливого прорицателя, похвалявшегося своими неимоверными подвигами.
— Дело вот в чем, — поддержал разговор полицейский, -мне нужно знать, что подозреваемый сделал с винтовкой, из которой он убил четверых. Без винтовки мы не можем от него добиться признания, а без признания
— Значит, вы хотите, чтобы я нашел винтовку? Так?
— Совершенно верно.
— Это делается очень просто, сэр. Если винтовка играет такую важную роль для вас, то еще большее значение она имеет для преступника. А если она важна для него, значит, он будет думать о ней. Я перехвачу импульсы его мозга и расшифрую их для вас. В конце концов он расскажет то, что вы хотите от него узнать.
— В конце концов! Что вы хотите этим сказать?!
— Я имею в виду, что рано или поздно он не выдержит и сломается. Поначалу все они суетятся, нервничают, напускают туман, но я все равно читаю их мысли. А не пора ли нам посетить нашего приятеля? Мне хочется приступить к работе немедленно.
Сразу же после завтрака Лангснер взял из кабинета инспектора Хенкока стул, пронес его по тюремному коридору до камеры Буера, устроился на стуле, опираясь на трость с золотым набалдашником, и уставился на преступника. Через три часа после такого необычного глазения Буер потерял покой. Он не мог больше игнорировать присутствие этого господина, сидевшего напротив его камеры и глазевшего на него, не проронив ни слова! Буер попытался ответить взглядом на взгляд. Потом стал ругаться. А Лангснер просто смотрел.
На исходе четвертого часа Буер вскочил с койки и бросился к зарешеченному окну. По лицу его ручьями стекал пот.
— Я не знаю, кто ты, — закричал он, — но убирайся отсюда, черт тебя возьми, и будь ты проклят! Убирайся, я тебе говорю!
А маленький человек на стуле, словно сыч, продолжал смотреть на Буера, спокойно пуская кольца табачного дыма в направлении обезумевшего от ярости узника.
Подозреваемый в убийстве бросился на свою койку и повернулся спиной к своему молчаливому мучителю. Инспектор Хенкок приоткрыл дверь, чтобы посмотреть, как идут дела. Лангснер поспешно нацарапал несколько слов на клочке бумаги, скатал его шариком и щелчком послал записку Хенкоку, чтобы тот смог дотянуться до нее.
В записке было сказано: «Скоро он попадется, как рыба на крючок, не выходите в коридор».
Странная дуэль продолжалась еще сорок минут. Затем Буер медленно поднялся и сел на край постели, повернувшись лицом к Лангснеру. Лангснер ждал именно этого момента, добыча морально выдохлась, мозг был открыт для обследования.
Когда Лангснер вошел в кабинет инспектора Хенкока, последний взглянул на часы, отметив про себя, что прошло ровно пять часов с начала этого удивительного бдения у камеры преступника. Лангснер довольно ухмыльнулся.
— Есть результаты?!
— Конечно! Он мне мысленно рассказал, где спрятана винтовка. У меня в глазах ясная картина места, где она спрятана. Она в кустах в пятистах-шестистах футах от фермы, где совершено
Лангснер сел за стол Хенкока и нарисовал дом. Недалеко от дома находился кустарник. Между кустами и домом, посредине, росло дерево, а за кустами еще одно. Хотя Лангснер нарисовал только часть дома, но инспектор Хенкок отметил точность изображения, не упущено было даже своеобразное резное украшение карнизов.
— Дом белый с красными ставнями, — сказал Лангснер.
Это описание относилось к дому Буеров, а не их соседа-фермера, у которого украли винтовку.
Наступили уже сумерки, когда инспектор Хенкок, Лангснер и констебль Олсен оцепили ферму Буеров. Они сверились с чертежом и без труда определили место, где следовало искать. От дома ярдов на двести тянулось поле, за ним росли деревья и кустарник, как и нарисовал Лангснер.
— Вот это место! — воскликнул Лангснер. — Вот и кусты, где спрятана винтовка.
Лангснер побежал через поле, за ним следовали и полицейские. В мгновение ока Лангснер прочесал кусты, как бы изучая грунт. Вдруг он опустился на колени и начал копать мягкую глину обеими руками. Когда полицейские подбежали к нему, у него в руках уже была винтовка образца Энфилд, калибра 0,303.
Нечего и говорить, что Олсен и Хенкок были ошеломлены таким развитием событий. Но их радость была вскоре омрачена тем, что на винтовке не были обнаружены отпечатки пальцев Вернона Буера, и поэтому нельзя было прямо уличить преступника в причастности к убийству.
Инспектор Хенкок немедленно отправился в тюрьму и показал ошеломленному Буеру винтовку. Тот был потрясен, но продолжал сопротивляться. Он отказался признать оружие, утверждая, что видит винтовку в первый раз.
— Извини, сынок, — сказал Хенкок, — тебе она хорошо знакома. И нашли мы ее там, где ты спрятал, и именно твои отпечатки пальцев остались на ней.
Хенкок рассказал Буеру, как полиции удалось найти винтовку по рисунку Лангснера, поскольку мозг Буера передал Лангснеру изображение. Затем Буера доставили на место преступления. На глазах потрясенного и убитого горем отца заплаканных сестер Вернон Буер признался в совершенном убийстве. Он винил мать в том, что она разбила его любовь к молодой девушке из Маннвилла, возненавидел ее так, что решил убить, для чего и украл винтовку. Выстрел, которым он убил мать, привлек в дом Фреда, ставшего очередной жертвой. Уже выходя из дома, Вернон понял, что работники тоже все видели, — пришлось пристрелить и их. Затем Вернон вытер винтовку и спрятал в кустах, а потом позвонил доктору Хислипу.
За эту жестокую бойню Вернон Буер нашел свой конец на виселице. Лангснеру хорошо оплатили его странные услуги. Последний раз инспектор Хенкок слышал о нем незадолго до второй мировой войны.
В архивах канадской конной полиции хранится полная хронологическая запись расследования убийства на ферме Буеров и участие в этом деле Максимилиана Лангснера. Роль Лангснера хорошо освещалась в газетах благодаря инспектору Хенкоку, имевшему мужество довести до сведения общественности все, что касалось этого дела.