Кати в Париже
Шрифт:
Несмотря на то жуткое предостережение в Ней-мюнстере, мы мчались в Париж на самой высокой скорости, которую только могли выжать. И когда пронеслись через Гамбург и Бремен, через цветущую Голландию, через Брюссель, через прелестную зеленую холмистую Северную Францию, я уже знала, что видела лишь манящие блики городов, дорог и площадей, куда бы охотно хотела вернуться еще раз.
Но сейчас я напряженно высматривала Эйфелеву башню. И через пять дней после того, как мы покинули Каптенсгатан, я в самом деле увидела ее характерный силуэт на фоне облачного неба.
— Кажется, мы приехали правильно, — сказала я Леннарту. — I presume [31] , это Эйфелева башня?
Было воскресенье. Леннарт сказал, что прибыть в Париж в воскресенье — замечательно, потому что движение более спокойное.
— Если это спокойное движение, то я — великий муфтий [32]
31
Я пологаю (англ.).
32
Муфтий — высшее духовное лицо у мусульман, облеченное правом выносить решения по религиозно-юридическим вопросам.
33
Триумфальная арка начала возводиться на правом берегу Сены на площади Звезды в 1806 г. по приказу Наполеона, желавшего прославить походы своей армии, закончена лишь в 1836 г., спустя много лет после смерти автора проекта архитектора Жана Шальгрена (1739–1811). Площадь Звезды — большая круглая площадь в конце Елисейских полей, откуда радиусами расходятся двенадцать крупнейших проспектов. В настоящее время площадь называется площадью Де Голля.
Но мы справились и непринужденно скользнули вниз к Champs Elys'ees [34] . Я задыхалась. Не от испуга. От восхищения! Пред нами раскинулся самый шикарный проспект мира! Вокруг нас бурлила столица мира.
Леннарт довольно посмотрел на меня, словно это была его заслуга, что Champs Elysees были Champs Elysees. Мириады автомобилей заполонили огромную полосу перед нами и отражали солнечные лучи тысячью сверкающих точек.
Было время аперитива, и ресторанчики на тротуарах переполнили парижане — свидетели нашего пришествия в Париж. Не то чтобы они уделили этому такое уж большое внимание, как следовало бы, но все-таки!
34
Елисейские Поля (фр.) — один из самых известных и красивых проспектов Парижа, который тянется на правом берегу Сены от площади Согласия до Триумфальной арки на площади Де Голля. Прокладка проспекта началась еще в XVII в., но последовательная его застройка происходила со второй половины XIX в. Там находится резиденция президента Франции.
запела я в ухо Леннарту. Да, разумеется, сердце этого города было теплым и веселым. В этот миг и мое теплое сердце радостно билось в груди.
Мы объехали Place de la Concorde [36] . И вот перед нами Сена, дорогая старая Сена, точь-в-точь такая, какой я ее себе представляла. Я так боялась разочароваться, но нет, люди сидели внизу на набережных и удили рыбу точь-в-точь так, как должны были это делать.
35
В первый же час, когда я увидел Париж,
Его сердце было тёплым и весёлым.
(англ.)
36
Площадь Согласия (фр.) — площадь на правом берегу Сены; отличается рядом расставленных на ней причудливых памятников, изображающих различные города. В центре обелиск, вывезенный из Луксора — города в Египте. Луксорский обелиск (23 м высотой) был подарен в 1829 г. Франции египетским пашой Мехметом Али. Прибыл в Париж в 1833 г.
А потом мы медленно ехали вдоль левого берега, затем повернули на Boul. Mich [37] . И проехали вверх к Пантеону [38] . Здесь, на маленькой улочке в сердце Quartier Latin, стоял маленький невзрачный белый домик, наш отель! И кто, как вы думаете, стоял в воротах и казался владелицей отеля и всего Парижа, кто, как не Ева?! Кокетливо уперев руки в боки и вся чрезвычайно парижская. Но ведь она была здесь уже много часов!
— Bon soir, madame, bon soir, m’sieur! [39] — поспешно поздоровалась она. — Заходите и только послушайте!
37
Буль-Миш (фр.) — сокращенное название бульвара Сен-Мишель.
38
Пантеон —
39
Добрый вечер, мадам, добрый вечер, месье! (фр.)
Она привела нас в маленький холл, откуда узкая деревянная винтовая лестница вела вверх. Оттуда, сверху, доносился веселый смех, и громкие крики, и бормотание саксофона, заглушавшее все остальные звуки.
— Здесь собралась половина Сорбонны! Это шумят студенты!
— Звучит приятно! — сказал Леннарт. — Разве может быть иначе в Quartier Latin?
IV
В день моей свадьбы меня разбудил соловей. Где-то внизу в маленьком садике отеля, где росли ветвистые деревья, он пел во все горло. Ева спала и ничего не слышала. Возможно, когда у тебя день свадьбы, ты особенно чувствительна к пению соловья.
Я тихонько подкралась к окну и выглянула в садик. Неужели проснулись только мы с соловьем? Нет, патер из монастырской школы рядом с отелем тоже проснулся и, прогуливаясь в своем саду, истово читал молитвенник. Так тихо и мирно повсюду… в самом деле, невозможно поверить, что ты в таком шумном городе мира. Однако небесный свод, мягкий, жемчужно-серый, простершийся над крышей маленького дома и над зелеными кронами деревьев, верно, всегда возвышался над Парижем!
Я уселась на подоконнике. Прекрасно было немного побыть наедине со своими мыслями. Соловей мне не мешал. Вероятно, нет более подходящего аккомпанемента размышлениям невесты в день свадьбы, чем трели маленького веселого соловья. По крайней мере — счастливая невеста, такая, как я! Я была счастлива, счастлива — просто колоссально! Глупый соловушка, как по-твоему, нам с Леннартом улыбнется удача? Ведь стольких людей постигла неудача, многих из тех, кто с самого начала любил друг друга так же сильно, как любим мы. Почему? Что нужно для того, чтобы брак продержался до конца жизни?
— Ти-ри-ли! — ответил соловей.
О нет, маленький лжец, одного «ти-ри-ли» и обыкновенной влюбленности недостаточно. Это уж мне известно, хотя вообще мне известно не очень много. Пожалуй, хочется гораздо большего. Чего-то вроде верности, и честности, и доброты. О, научиться бы мне всему этому!
— Ти-ри-ли! — уверил меня соловей, и это прозвучало весьма ободряюще.
И как раз в этот миг в соседнем окне появилась взъерошенная голова моего жениха. Взъерошенные волосы придавали ему такой ребячливый вид, и он был такой радостный, похожий на школьника в первый день летних каникул. И вдруг меня охватило что-то вроде паники: ведь если выражение мальчишеской радости ког-да-нибудь исчезнет с его лица, виновата буду я!
— Привет, невеста моя! — сказал он, протянув мне через окно руку.
Я тоже высунула руку из окна, насколько возможно, и кончики наших пальцев встретились. Я чувствовала только самые кончики его пальцев, но от этого соприкосновения в моей душе пробудились мужество и надежда. Беспокойства больше не было. Наверняка нам все удастся.
— Не понимаю, почему я сегодня так радуюсь, — сказал Леннарт, щуря глаза и глядя на небо, где солнце как раз прорвалось сквозь небольшой просвет в тучах. — Насколько мне известно, ничего особенного не произойдет!
— Как! — подхватила я. — Разве мы не сегодня поднимаемся на Эйфелеву башню?
— Не говорите со мной об Эйфелевой башне, пока я не выпью кофе, — кисло произнесла Ева где-то в глубине комнаты.
Тут жених исчез и через четверть часа вошел к нам аккуратно причесанный и элегантный.
— Кофе и свежие круассаны, — сказал он, ставя поднос на кровать.
Выпив две большие чашки кофе, Ева была готова заговорить не только об Эйфелевой башне, но и о многом другом, что, по ее мнению, нам следовало успеть в течение дня. Прогулка по Большим Бульварам [40] , речная прогулка по Сене, потом — ненадолго в Музей импрессионизма в Jeu de Paume [41] , а еще — ленч здесь, аперитив там… Наконец Леннарт очень учтиво спросил:
40
Большие Бульвары проходят длинной дугой в северной части Парижа. Возникли на месте древних городских укреплений, снесенных в середине XVII в. Теперь это современные улицы, одни из главных артерий Парижа: бульвары Мадлен, Капуцинок, Итальянский, Монмартр, Сен-Дени, Сен-Мартен, Тампль, Бомарше, Сен-Антуан и др.
41
Зал для игры в мяч (фр.) — как бы продолжение самого знаменитого музея Франции — Лувра недалеко от площади Согласия. Открыт в 1947 г. в бывшем павильоне для игры в мяч. Затем Музей импрессионизма переместился в музей д’Орсэ на правом берегу Сены.