Каторжанин
Шрифт:
– Что перед смертью сказать хочешь? – спросил Евстигней.
– Да пошел ты!
– Ну, смотри…
Матвей не видел громилу, но почувствовал его движение. Еще чуть-чуть, и нож войдет в тело по самую рукоять. И хорошо, если это будет быстрая смерть…
Но тот не успел ударить. Где-то за спиной у него прозвучал выстрел, и он безжизненно завалился набок. Это Селезень с ходу выстрелил в него из ружья. А Емеля дал автоматную очередь, срезав «неандертальца». Селезень снова приготовился стрелять, и Матвей мог бы его остановить, но делать этого
Селезень, как обычно, не промазал…
Чай с малиной, горячее молоко с медом, травы, растирания, все такое. Но, главное, баня. Оксана знала, выгонять хворь из мужского тела.
Матвей чувствовал себя так, как будто домой вернулся, к родной жене. Не любил он Оксану, но был очень рад ей. И не раздражала она его… Но ведь это не надолго. Хворь пройдет, отлежится он в берлоге, и снова его потянет в город. Дела там у него… Не получается у него с долгой зимней спячкой, будят его грандиозные планы на будущее и не дают покоя.
– Я знаю, ты скоро уедешь, – вздохнула Оксана.
– А если дела?
Уедет он. Поговорит с Яшей и уедет. Если отпустят…
– Да слышала я… Деловой… Жил бы как нормальный человек, я бы прятала тебя, пылинки с тебя сдувала.
– А кто сказал, что я нормальный? – усмехнулся Матвей. – Был бы нормальный, в зону бы не попал…
– Ненормальный. Но самый лучший… Ты почаще приезжай, а то совсем запропал.
– Приеду, – кивнул он.
– И пообещай, что здесь, в Барсане, ты будешь только со мной.
– Обещаю.
– А то знаю я, как ты там в Красносибирске… Небось нашел себе кого-то? – ревниво спросила она, вымучивая из себя улыбку.
– Никого не нашел. Нет у меня там никого.
– Правда?
Матвей согласно кивнул.
Но с Оксаной у них будущего нет. Не любит он ее, не вдохновляет она его. Зато Рита зовет его на подвиг. Все последние ночи, проведенные в горячечном бреду, она снилась ему, звала к себе. И, наверное, он поедет к ней. Наверное…
Документы у него есть – несколько бланков настоящих типографских паспортов. У Емели эти «корки», он их у Сидорки конфисковал – со всеми штампами и печатями…
Не ошибся Матвей, это Сидорка сдал его. Только он один знал, как выглядит Матвей. И фотография у него в негативе осталась, по ней Евстигней и пробил его личность… Нет больше Сидорки, талантливый бирочник ушел в мир иной. Матвею будет его очень не хватать…
Во дворе залаяла овчарка, но Матвей даже не шелохнулся. Здесь, в Барсане, он в полной безопасности. Яша выручит, если вдруг менты рыпнутся. А вот если Яша сам пойдет на него войной, тогда шансов у Матвея нет. Не уйдет он из этого дома, обложат его со всех сторон и затравят… Но это вряд ли.
– Яша пришел! – выглянув в окно, сказала Оксана.
Не мог Рыбаль сорваться с цепи, но Матвей напрягся, и, когда Оксана пошла открывать дверь, нащупал ствол под подушкой – на месте или нет?
Он мог бы переболеть и в городе, но все-таки он приехал
– Здорово, брат! – Яша, казалось, излучал радость. – Как здоровье?
Матвей поднялся с кровати, крепко пожал ему руку, показал на стул. Не нравилось ему настроение Рыбаля, радиоактивная у него радость, как урановый камень за пазухой.
– Да нормально уже.
– Да уж… Если б ни Емеля… – Яша посмотрел куда-то в сторону.
– Все мы друг от друга зависим, – заметил Матвей. – И пока мы друг за друга держимся, все будет в цвет.
– Да держимся… – нахмурился вдруг Яша и усилием воли заставил себя взглянуть прямо в глаза Матвею. – Я с Бурятом говорил…
– И?
Бурят возглавил третью бригаду, которую Рыбаль заслал в Красносибирск. Матвей подготовил для него почву, отдал ему химический завод. Он сейчас порядки там наводит, и все у него тип-топ. Емеля и Вензель ему помогают, а они знают, как делать дела, и сила за ним реальная.
Только вот Емеля и Вензель помогают Буряту без особой охоты. Пацаны уже мысленно поделили город пополам, а тут вдруг еще одна серьезная заява на участие. И с Емелей у Матвея был серьезный разговор, и с Вензелем. Он объяснил им, что жадность ни к чему хорошему не приводит. И объяснил, и убедил… И ничего, после этого разговора Емеля спас его от смерти. Хоть и случайно, но сел на «хвост» Евстигнею, выследил его, принял меры. А ведь мог и забить на него… Емеля не дурак, он понимает, что в одиночку огромный кусок не проглотить, подавиться можно.
– Какая-то фигня в городе происходит.
– Почему фигня? Мы, считай, весь город под себя взяли.
– А деньги?
– У каждой бригады свой «общак». Часть братва оставляет себе, часть отдает на «общак».
– А мне? – полыхнул взглядом Яша.
– А кто вор на положении? Кто за городом «смотрит»? – Матвей смотрел на него пристально и жестко.
– Ты на положении?
– А почему Евстигней хотел меня задвинуть? Он признавал мой авторитет, он боялся меня. Теперь я и сам себя боюсь, – одной половиной рта усмехнулся Матвей.
– И я должен бояться?
– Ты должен меня уважать, брат. И принять мою волю.
– Твою волю? – Яша дернулся как мустанг, на шею которого вдруг набросили аркан.
Он сильный конь, свободолюбивый, но веревка у Матвея крепкая, и петлю он затягивал сильной, уверенной рукой.
– Да, мою волю.
На самом деле Яша давно все понял, иначе бы давно уже предъявил и Матвею, и Емеле, и Вензелю за деньги, которые они снимали с города. Яша получал с них, но далеко не в полной мере. И то на восполнение тех трат, которые ушли на оснащение бригад. Машины покупали, ставили на них «фордовские» движки, куртки брали, костюмы. Немало денег ушло на стволы… Бригадиры уже почти расплатились с Рыбалем и скоро совсем перестанут ему отстегивать. Все к этому идет…