Катрин. Книга третья
Шрифт:
Это показалось Монсальви настолько забавным, что он расхохотался. Впервые за две недели Катрин слышала его смех, но больше поразилась тому, как осунулось его лицо.
Впрочем, глаза и сейчас не смеялись, они были грустными и тусклыми. Однако Катрин почувствовала себя уязвленной.
— Тебя это так веселит? Будешь ли ты смеяться, когда узнаешь, что она пыталась убить нас, сначала меня, а потом Мишеля… Если бы не Готье, я сломала бы себе шею. Если бы не Сара, ты потерял бы сына.
— Арно стал мертвенно-бледным, но ответить не успел, потому что Мари злобно крикнула:
— И ты еще сомневаешься, что она сумасшедшая?
— Не волнуйтесь, сейчас скажу…
Стараясь говорить спокойно, Катрин рассказала обо всем, что произошло, начиная с того момента, как за ней прибежал солдат, якобы от имени Арно. Когда она подчеркнула, что Эскорнебеф признался во всем. Мари пожала плечами, насмешливо улыбаясь.
— Он солгал. В его положении он сказал бы все что угодно, лишь бы спастись. Это вам лучше сказать правду о том, что было в донжоне…
— Какую правду? — завопила Катрин.
— Единственную! — ядовито парировала Мари. — Другой просто не существует. У вас было свидание в донжоне с этим неотесанным нормандцем. Все знают, что он ваш любовник!
Арно отпустил Катрин и схватил Мари обеими руками. Лицо его почернело от бешенства.
— Не повторяй этого больше. Мари, — сказал он, скрипя зубами, — не повторяй, иначе я задушу тебя!
— Можешь задушить меня, только этим делу не поможешь! Конечно, правду неприятно слышать.
— Отдай ее мне, — выкрикнула Катрин вне себя. — Клянусь, я вколочу эту ложь ей в глотку, чтобы она подавилась ею, чтобы изошла кровавой слюной! Я…
— Довольно! — оборвал Арно. — Я сам буду расследовать это дело и добьюсь правды, хотя бы для этого пришлось подвергнуть негодяя Эскорнебефа пытке.
— Если хочешь выяснить все, — бросила Катрин, — допроси Эскорнебефа под пыткой, но только не забудь про его сообщницу. На дыбе она признается!
— Как и вы! — взвизгнула Мари. — Вы многое могли бы порассказать о том, что творится в вашей спальне теперь, когда муж оставил вас!
Она истерически хохотала, и смех ее был настолько пронзительным, что Катрин хотелось заткнуть уши. Арно, размахнувшись, дважды дал ей пощечину с такой силой, что она покатилась по полу к луже грязной воды возле бадьи.
— Убирайся! — прорычал он, сжав кулаки. — Убирайся, иначе я убью тебя! Но дело не закончено, помни об этом!
Она с трудом поднялась, протягивая к нему руки в грязной пене. Он взял ее за локоть, поднялся по ступенькам и грубо вытолкал наружу. Тяжелая дверь с глухим ворчанием захлопнулась за ней… Арно медленно спустился к Катрин, которая без сил присела на каменный край бадьи, машинально поправляя платье, измятое в схватке. Она воспряла духом, видя, как обошелся Арно с Мари, и теперь глядела на него лучистым взором. Вынув из кармашка платок, опустила его в ведро с холодной водой, а затем приложила к кровоточащей царапине на правой щеке. Остановившись в нескольких шагах, Арно, скрестив руки, мрачно наблюдал за ней.
— Что случилось с Мишелем?
— О, любовь моя! Я думала, что сойду с ума! С трудом сдерживая слезы при воспоминании об этих ужасных минутах, она рассказала, как нашла в колыбели почти задохнувшегося ребенка и как Сара спасла его. Голос ее прерывался от волнения, и, инстинктивно ища защиты в его объятиях, она встала и пошла к мужу, но он, отступив назад, ласково отстранил ее.
— Нет!
Катрин отпрянула и застыла, словно громом пораженная. На ее ошеломленном лице, в ее расширившихся глазах появилось выражение недоумения и боли, как у солдата, который получает стрелу в грудь в тот момент, когда уже достиг вершины крепостной стены, ожидая встретить славу, а не смерть. С остановившимся сердцем она слушала, как затихает в ней эхо этих невероятных слов. Словно пытаясь избавиться от наваждения, она недоверчиво переспросила:
— Ты сказал: «Не прикасайся ко мне!»?
Ответом было ужасное молчание! Оно давило невыносимой тяжестью, и Катрин с трудом удерживалась от крика, который разорвал бы эту непостижимую тишину. Арно, отвернувшись, взял со скамеечки свои вещи и стал медленно одеваться. Катрин не сводила с него глаз, следила за каждым его движением, ожидая, что он скажет хоть слово, хоть как-нибудь объяснит то, что не поддавалось никаким объяснениям… Но он молчал. Он даже не смотрел на нее! Тогда она спросила тоненьким детским голосом:
— Почему?
Он ответил не сразу. Опустив голову и поставив ногу на ступеньки, он застегивал пояс и, казалось, размышлял. Наконец он взглянул на нее.
— Я не могу тебе этого сказать… не могу сказать сейчас! Все, что произошло сегодня, просто не, укладывается в голове.
— Ты не веришь мне?
— Я этого не говорил! Но мне надо все обдумать! А для этого я должен остаться один.
Катрин, выпрямившись, гордо вскинула голову. Вот во что превратилась их близость! Куда же исчезло то чудесное, полное доверие друг к другу, связавшее их навсегда? В эту минуту между ними лежала пропасть, и глубины ее Катрин определить не могла, но предчувствовала, что преодолеть ее не удастся. Он говорил с ней, как с чужим человеком, он желал обдумать «все это»— иными словами, попытку убить жену и сына, тогда как должен был бы покарать за преступление немедленно и жестоко! Глухое раздражение поднялось в душе молодой женщины, но она решила ничем не показывать его.
— Что же ты собираешься делать с этой девкой?
— И об этом я должен поразмыслить!
— Ты должен поразмыслить? — презрительно повторила Катрин. — Хорошо, но прежде изволь выслушать меня: она покинет замок сегодня же вечером, иначе уйду я вместе с моим мальчиком.
— Куда ты уйдешь!
— А этом уж мое дело! Или ты прогонишь ее, или я уйду! Ни одного дня я не останусь под одной крышей с убийцей!
Арно сделал шаг навстречу Катрин, и она явственно увидела, какое у него измученное лицо, какой блуждающий взгляд. Пораженная, она замолчала.
— Прошу тебя, подожди до завтра! Только до завтра! Завтра я смогу говорить с тобой, я приму решение. Прошу тебя только об одной ночи!
Он провел рукой по пылающему лбу, на котором сверка — — ли бисеринки пота. У него был такой потерянный вид, что Катрин забыла о гордости. Любовь затопила ее волной, и она умоляюще протянула к нему руки.
— Прошу тебя, возлюбленный сеньор мой, опомнись! Вот уже много дней ты непохож на самого себя. Мне кажется, будто я вижу дурной сон. Неужели ты все забыл? Я Катрин, твоя жена, и я люблю тебя больше жизни! Неужели ты забыл о нашей любви, о поцелуях… о безумных и сладких ночах? О последней ночи, когда я говорила, что боюсь смерти, а потом стонала от страсти в твоих объятиях…