Катруся уже большая. Повести и сказки
Шрифт:
— Лесик летит! Стул летит! Кубики летят! — закричали все что есть силы, повскакали с мест и с хохотом начали бегать вокруг Лёсика.
Мама и папа, и Лидия Максимовна с Варварой Ивановной, и Валина-Юрина мама, перепуганные, вбежали в комнату.
— Что случилось? Землетрясение, что ли? — спросил папа.
— Кто тут упал? Лесик, ты не ушибся?
— Ах, он,
Все бросились к Лесику, но оказалось, что он не может подняться потому, что задыхается от хохота.
— Вот какая тихая игра! — с упрёком сказала мама.
Майя и Люся, а за ними и все ребята кинулись скорее собирать кубики и поднимать стул. А Лесик наконец успокоился и поднялся с пола.
В это время кто-то позвонил. Папа пошёл открывать дверь, и на пороге комнаты появился дядя Лёня, мамин брат. У него в руках был аккордеон.
— Музыка! Музыка! Танцевать! Петь! — закричали ребятишки.
И начались тут такие громкие песни, такое веселье, что и мама перестала думать о соседях. Да и что было ей беспокоиться?
— Весело сегодня у Заречных! — сказала одна соседка. Она поднималась по лестнице и прислушивалась к музыке и весёлому гомону, что долетали из двадцатой квартиры.
— Да ведь их Катруся сегодня именинница! — ответила ей другая соседка, которая в это время спускалась вниз. — Как же не повеселиться по такому случаю?
Только кот Мурзик, видно, думал иначе. Он по своей привычке бродил по лестнице и молчал. Но когда проходил мимо Катрусиной двери, то заворчал недовольно и побрёл себе дальше, на свой шестой этаж.
Куклы всё понимают
Пока в доме не было Фомы, Катруся не очень заботилась о своих куклах. Она любила с ними поиграть. Любила подбирать лоскутики, когда мама что-нибудь шила, и делать из них платочки или шапочки для Тамары и Дюймовочки. И на прогулку она часто брала с собой куклу или медвежонка Михлика.
Но Катруся недолго возилась с ними. Она усаживала их на стульчики или кидала на этажерку и тут же забывала про них. И куклы скучно сидели себе день и ночь на стульях или валялись на этажерке как попало, иногда даже вверх ногами. Что они думали в это время про свою хозяйку, об этом никто не знал. Ведь куклы говорить не умеют и никому пожаловаться не могут.
Но с того дня, как в доме появился Фома, всё пошло по-новому.
Фому нельзя было небрежно кинуть куда-нибудь. Кинешь, а он сразу пищит: «Фо-ма!» И пищал он таким жалобным голоском, что Катруся в тот же миг хватала его на руки и прижимала к себе. Конечно, это кукла, а не живой ребёнок. Но если он может говорить, значит, может и обижаться на плохое обращение! Папа, правда, сказал, что Фома вовсе не говорит, а просто у него есть такой пищик в животе, похожий на голос. Ну, да взрослые всегда всё объясняют как-то по-своему.
Вечером, ложась спать, Катруся хотела положить Фому на этажерку. Но он, как всегда, запищал. Конечно, он обиделся, что его не укладывают в постель, не раздевают на ночь… Что за охота спать где-то среди кубиков и посуды!
Пришлось раздеть его, положить около себя в постельку, накрыть одеялом. Пускай себе спит спокойно.
Катруся
— Ты чего встала? — удивилась мама, которая что-то чертила, наклонившись над столом.— Ложись и спи, поздно уже!
— Мамуся, я сейчас, я быстро засну! — ответила Катруся — Мне только надо уложить Тамару, и Дюймовочку, и Михлика тоже!
— Вот так выдумала! Что за игры среди ночи? Утром будешь играть со своими куклами, а сейчас — марш в постель!
— Да нет, мамуся, как ты не понимаешь? Я совсем не хочу играть,— сказала Катруся.-Мне просто нужно уложить их спать, как Фому. Они же видят, что я его уложила, а их нет, им обидно… Ведь они не виноваты, что не умеют гово рить… что им такого пищика не вставили, — добавила она, вспомнив папины объяснения.
Мама отложила свою работу и поглядела на дочку.
— А что ж, может, и вправду так, — сказала она подумав. — Надо всегда быть справедливой. Только куда ты теперь их положишь? Нельзя же всю ораву в твою постель класть — тебе и самой в ней места не останется. Давай уж вдвоём что-нибудь придумаем…
Тут мама и Катруся начали делать постель для кукол. Они сдвинули два стульчика, положили на них коврик и диванную подушку. Вместо одеяла мама постелила старый шерстяной платок. Потом они начали раздевать и укладывать Тамару и Дюймовочку. А медвежонка и раздевать не пришлось — на нём ничего не было надето, только красная ленточка на шее.
За этим занятием застал их папа. Он только что вернулся с какого-то собрания.
— Что я вижу? — сказал он. — Какое трогательное зрелище: мама укладывает спать кукол, а дочка в одной рубашке и босиком ей помогает!
— Молчи, — сказала мама, — я тебе потом расскажу, в чём дело… Ну, вот и уложена твоя детвора, Катруся. Теперь ложись сама и спи спокойно.
С этого времени Катруся никогда не забывала вечером раздевать и укладывать всех своих кукол. Мама сшила им из разных лоскутков одеяла, простынки и наволочки, сделала маленькие подушечки. А папа купил хорошенькую деревянную кроватку. Тамара и Дюймовочка обе помещались в ней. Михлик спал на стуле, а Фому Катруся всегда укладывала с собой.
Что и говорить, хлопот теперь у Катруси было немало. Утром приходилось одевать всех по очереди. Сначала, конечно, Фому. Потом Тамару, большую куклу в синем платьице и белом фартучке. У Тамары были настоящие косы. Жалко, что расчёсывать их было нельзя — мама сказала, что тогда все волосы вылезут и кукла станет лысая. Зато платье у неё хорошо снималось и надевалось, застёгивалось на пуговки. А внизу у неё была рубашка с кружевом и белые трусики.
Дюймовочка у Катруси совсем маленькая, её потому и назвали таким именем. Когда-то мама читала Катрусе сказку про Дюймовочку, такую маленькую-премаленькую девочку, которая сидела в ореховой скорлупке, будто в лодочке, и плавала в миске с водой. Сказка эта очень понравилась Катрусе.