Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
Шрифт:
5. Документы и материалы. Т. VII. С. 199.
6. Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ). Ф. 495. Оп. 75. Д. 434. Л. 37; Ф. 17. Оп. 128. Д. 1161. Л. 84, 87 и др.
7. См.: Gomulka Wladyslaw. Pamietniki. Т. II. W-wa, 1994. S. 293-302; Яжборовская И.С. «Согласовать со Сталиным»: (Советско-польские отношения и проблема внутреннего устройства Польши в конце 1943 — начале 1945 г.) // У истоков «социалистического содружества». М., 1995. С. 37, 73.
8. Там же. С. 40-41.
9. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 440. Л. 1 и др.
10. Документы и материалы. Т. VIII. М., 1974.
11. Там же. С. 21-22.
12. Там же. С. 23.
13. Там же. С. 24.
14. Там же. С. 27.
15. Переписка Председателя Совета министров СССР с Президентами США и Премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны. 1941—1945. Т. 2. М., 1957. С. 127.
16. Там же. Т. 1. М., 1957. С. 214.
17. Архив внешней политики (далее — АВП). Фонд секретариата Вышинского. Оп. 13. Д. 10. Л. 63. Материалы из этого фонда предоставлены Ю.Н. Зорей.
18. Там же. Л. 20. См. также: Нюрнбергский процесс: Сборник материалов в 8 томах. Т. 1. М., 1987; Т. 2. М, 1987; Т. 3. М., 1988; Т. 4. М., 1990.
19. Лебедева Н. Сталин на Нюрнбергском процессе // Московские новости 1995. № 19. С. 15.
20. Государственный архив Российской Федерации (далее — ГА РФ) Ф. 7445. Оп. 2. Д. 391. Л. 43—46.
21. Цит. по: Абаринов В. Катынский лабиринт. М., 1991. С. 164.
22. Плутник А. Тайны Нюрнбергского процесса не раскрыты и 50 лет спустя // Известия. 13 октября 1995 г.
23. Seidl A. Der Fall Rudolf Gess. 1941—1987. M"unchen, 1988. S. 170.
24. Лебедева Н. Указ. соч.
25. Плутник А. Указ. соч.
26. Kostikow Р., Roli'nski В. Widziane z Kremla. Moskwa—Warszawa. Gra o Polske. W-wa, 1992. S. 196.
27. См.: Зоря Ю. Режиссер катынской трагедии // Берия: конец карьеры. М., 1991. С. 183.
28. Ступникова Т.С. «...Ничего, кроме правды...» Нюрнберг — Москва: Воспоминания. М., 1998. С. 103, 104.
29. Kurczab-Redlich К. Prokurator, kt'orego nie bylo // Sztandar Mlodych. W-wa, 27—29, 30 czerwca, 1 lipca 1997; Eadem. Raport Zorii // +Plus-Minus. 2000. № 30. S. 1, 6; Курчаб-Редлих К. Доклад Зори // Новая Польша. 2000. № 9. С. 73-82.
30. ГА РФ. Ф. 7445. Оп. 1. Д. 64. Материалы обсуждения Катынского дела (по стенограмме) обстоятельно цитирует и анализирует В. Абаринов в книге «Катынский лабиринт».
31. Главная военная прокуратура (далее — ГВП). Д. 159. Т. 8/60; Т. 10/62.
32. Там же. Т. 10/62.
33. Bylem w Katyniu. Rozmowa z dr. Hieronimem Bartoszewskim, lekarzem, czlonkiem Komisji Technicznej PCK w 1943 r. // Przeglad Tygodniowy. 1989, № 18. S. 15.
34. ГА РФ. Ф. 7021. On. 114. Д. 18. Л. 1-36.
35. Report of the massacre of Polish Officers in the Katyn wood: facts and documents. London, 1946; IV Facts and documents concerning the Polish prisoners of war captured by the U.S.S.R. during the 1939 campaign. London. 1946 XII; Bili'nski P. Marian Heitzman — badacz zbrodni katy'nskiej // Arkana. 2000. № 2; Nowak-Jeziora'nski J. Rozmowy o Polsce. W-wa, 1995. S. 182.
36. ГВП. T. 8/60. Л. 64.
37. Ступникова Т.С. Указ. соч. С. 104.
38. Там же. С. 109-111.
39. Большая Советская энциклопедия. 2-е изд. Т. 20. М., 1952. С. 389—390.
40. Kostikow Р., Roli'nski В. Op. cit. S. 192.
41. Ibid. S. 196.
42. Ibid. S. 197.
Советско-польские
Смерть Сталина и наступление хрущевской «оттепели» открыли новую эпоху, которую с нетерпением ожидали народы «социалистического содружества». Крах автократического сталинского режима, XX съезд КПСС создавали новый климат в СССР, открывали путь конструированию новых международных отношений. Динамика советско-польских отношений являлась показателем их развития.
Еще недавно сам Хрущев нередко ставил свою подпись вместе с другими членами сталинского руководства по сталинской воле под расстрельными документами, деля ответственность, за массовые репрессии, за депортации и расстрелы в УССР и Западной Украине, за чудовищное избиение своих бывших друзей и соратников. Впрочем, он и не скрывал, что при жизни Сталина находился полностью по его влиянием. Однако, как не без основания утверждает Ф. Бурлацкий, «его роль несравнима с ролью ближайших соратников Сталина»{1}. Он был мало информирован в тайных, закулисных делах и решениях Политбюро, оставался фигурой противоречивой, сохраняя в себе потенциал человечности, искренности и чувства вины. Это и подвигло его выступить инициатором разоблачения сталинщины. Правда, он делал упор на разоблачение культа личности Сталина, не будучи в состоянии глубоко переосмыслить порочные свойства автократического режима, да и сознательно не желая сказать всю правду о репрессиях.
Для польской общественности, напряженно следившей о развертывании событий в Советском Союзе, мерой его демократизации было отношение к мрачным страницам исторического прошлого двусторонних отношений, к сталинским злодеяниям, жертвами которых неоднократно становились поляки. К катынской теме Хрущев подошел не сразу. Новации во внешней политике, трансформация ее принципов и норм начались на XX съезде КПСС с их определенным переосмыслением и смягчением. Вырвавшись, как ему казалось, из цепких оков воспитанного сталинско-бериевским режимом клана, новый лидер партии-государства позволил себе действовать на внешнеполитической арене более раскованно, а временами и весьма радикально. В «социалистическом лагере» большой резонанс вызвала содержавшаяся в его докладе на съезде мысль о «возможности новых форм перехода к социализму», отличных от советских. Она была воспринята как свежее веяние, как многообещающая декларация равноправности отношений.
Однако сталинская пуповина держала Хрущева крепко, поэтому не следует преувеличивать масштабы переосмысления им деформированной Сталиным внешней политики СССР. «Отпускать» Центральную и Юго-Восточную Европу он не собирался. Наоборот, ее реакция на XX съезд, быстрый рост свободолюбивых настроений, которые он воспринял как всплеск антисоветизма (а среди получаемых в Москве информационных сообщений из Польши были упоминания и о Катыни, о требованиях со стороны организаций ПОРП, интеллигенции — например, в Щечине, Торуни — пересмотреть принятую версию Катынского дела, изменить отношение к Варшавскому восстанию, к событиям 17 сентября 1939 г. и т.д.{2} вызвали прежний рефлекс немедленного воздействия на польское руководство.