Кавалер багряного ордена
Шрифт:
Феофан пребывал в прекрасном расположении духа и, видимо, решил ободрить и поразвлечь поникшего Прошкина. Он тщательно смешал карты, пододвинул колоду к городскому визитеру и спросил:
— Итак, о чем желаете узнать у Оракула, любезный Николай Павлович?
Прошкин облизнул мгновенно пересохшие губы и полушепотом спросил:
— Когда война начнется?
Феофан строго взглянул на Прошкина поверх очков из-под изогнутой почти под прямым углом брови:
— Прошкин! Для ответа на такой вопрос не стоит обременять Вселенную. Загляните в любую газету, там крупным буквами черным по белому написано: никакой войны не будет! Во всяком случае, с Германией! — Феофан перевернул газету и указал на передовицу, объясняющую глубокий политический смысл подписания Пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией. — Так что потрудитесь задать простой бытовой вопрос, имеющий для вас высокую эмоциональную значимость! Тем более что я ради вас и так иду на этот тяжелый, непростительный
Прошкин на минуту задумался, сдвинул колоду и сформулировал нужный вопрос:
— Как одному казенному валету избежать смертельной опасности?
— Ну вот, совершенно другое дело!
И Феофан, просветлев лицом, принялся вытаскивать и раскладывать карты рубашками вверх, а потом снова посуровел и, перевернув две карты, находившиеся как раз в центре, продолжил просвещать Прошкина:
— В королевском дворе классической колоды Таро нет привычного теперь валета. Валет, с позволения сказать, гибрид вот этих двух карт — Рыцаря и Пажа. Итак, я понял, что, коль скоро они относятся к масти мечей, лицо, о котором вы спрашиваете, имеет воинское звание?
— Имеет, — удивленный Прошкин чуть не ляпнул, что звание совершенно такое же, как у него самого, но тут же больно прикусил кончик языка и быстренько перевел разговор в нейтральное русло: — А почему из двух карт вдруг получилась одна?
— Получилась совершенно не вдруг! А в результате сложных исторических процессов, — Феофан откашлялся и продолжал: — Многие считают, что иерархия Таро — метафора организации рыцарского ордена. Всякий орден имел сложную двойную структуру внутренней подчиненности. Но основой ордена были собственно рыцари — chevaliers de justice, — произнес с французским прононсом Феофан, постучал ногтем по карте, изображавшей закованного в доспехи персонажа на красавце-коне, с грозно поднятым над головой мечом, затем снял очки, потер переносицу и продолжил свой исторический экскурс: — В орден поступали кавалеры трех возрастов — в совершеннолетии, в малолетстве, то есть до пятнадцати лет, и, конечно же, из пажей Великого магистра — главы ордена [15] . Вот вам и сам Паж, — палец Феофана уперся во вторую открытую карту; ее украшала гравюра с изображением очаровательного мальчугана лет десяти, в старинной одежде со свешивающимися до пола рукавами и в узконосых башмаках, опиравшегося на несоразмерно длинный меч. — В тринадцатом веке, когда во Франции правил Филипп Красивый [16] , наиболее богатый и весьма влиятельный рыцарский орден — орден тамплиеров, или рыцарей Храма, был обвинен в ереси, его тогдашний Великий магистр — Жак де Моле — с ближайшими сподвижниками после суровых истязаний казнены. Гонения на орден простерлись столь далеко, что даже карты, обозначавшие членов ордена — рыцарей, — исчезли из колоды, а Паж трансформировался в безликого валета. Хотя я лично, — увлекшись, продолжал Феофан, — не столь приземлен в трактовке мантической системы Таро и разделяю мнение тех, кто видит в ней метафору мира и творения… Ибо, все что ни есть, — доброе или дурное — результат Божьего Промысла!
15
Феофан описывает иерархию Мальтийского рыцарского ордена согласно уложениям, приведенным в книге: Антошевский И. К. Державный Орден святого Иоанна Иерусалимского, именуемый Мальтийским в России. СПб, 1914.
16
Филипп IV Красивый (1268–1314) — король Франции с 1285 г., принадлежал к династии Капетингов. Благодаря внешнеполитическим и военным успехам мог оказывать давление на Папскую курию и в 1312 г. добился роспуска и запрета ордена тамплиеров как еретического. Основная часть имущества и недвижимости ордена была конфискована в пользу французской королевской казны.
Прошкин уже почти не слушал: у него снова замутилось в голове, а перед глазами поплыли, покачиваясь в знойном чаду, старинные штандарты, сияющие доспехи и потные конские крупы, белые, словно сложенные из сахара-рафинада, стены неведомого города и такой же белый скрипучий песок… Прошкин тряхнул головой, отпил холодного молока и, пытаясь окончательно избавиться от видения, надкусил еще одну оладью. После чего уточнил:
— А что, до этого короля Филиппа любой мог взять и стать рыцарем, а потом поехать рубиться в Палестину, как мы в Гражданскую в Туркестане?
Феофан досадливо отмахнулся от грубого сравнения:
— Ну что значит любой? Равенство единое — перед Господним судом. В земной юдоли равенство социальное — мечта неосуществленная. Продолжая вашу аналогию, любой ли может стать комсомольцем? А полярником? Членом ЦК
Прошкину было не до забавных исторических аналогий, в его голове роились догадки одна мрачнее другой. Он облизнул мгновенно пересохшие губы и с неожиданной серьезностью спросил:
— А если родители кандидата принадлежат к древней и уважаемой, почти что царской, династии, но при этом не христианской веры?
— Я не совсем понял, вы о ересиархе толкуете? — заинтересовался Феофан.
Прошкин очень отдаленно представлял, кто такой ересиарх, но толковал не о нем. Что и поспешил донести до Феофана как можно доходчивее:
— Допустим, родители кандидата мусульмане. Ну — просто для примера представим, что отец этого… э… малолетнего кандидата какой-нибудь эмир, вроде покойного Бухарского эмира Бухадур-Хана… Хотя, конечно, мальчик далеко не единственный отпрыск этого благородного отца, а всего лишь шестнадцатый, или двадцать первый…
Феофан по-мальчишески присвистнул, чем совершенно обескуражил уже и так совсем изнервничавшегося Прошкина.
— Вот это новость! Кого-то, конечно, он мне напоминал. Разрезом глаз, улыбкой — уж никак не восточной, но я вот право… вспомнил о княжне Гатчиной отчего-то… Вот уж была сущая амазонка, очень решительного нрава девица… Хотя, сами понимаете, память у меня уже не та… Восьмой десяток… Так вот, который ребенок по счету, не имеет никакого значения. Достаточно, что он мужского пола и рожден в законном браке. Гораздо важнее, есть ли документальные подтверждения законности его происхождения. Вы лично видели документы? Или можете хотя бы уверенно сказать, кто ими располагает?
Прошкин удрученно развел руками:
— Откуда? Я даже смутно представляю, какие это должны быть бумаги. Возможно, покойный Александр Августович располагал… А я ведь в отличие от него не ученый, тем более что у нас речь о древности идет…
— Да, простите мою бестактность, я совершенно отвлекся. Мы сейчас уточним при помощи Оракула, — Феофан заговорщицки подмигнул и перевернул одну из лежавших на столе карт. На ней была нарисована увядающая Дама, устало сидящая в резном кресле с огромным крестом в руках. — Вот видите, все и прояснилось, — успокоился Феофан, — Королева посохов. Я трактовал бы сие так, что мать упомянутого дитяти могла быть высокородной христианкой и, как это подобает доброй христианке, окрестила малютку и привила ему твердость в следовании догматам истинной Церкви Христовой. То есть наш умозрительный кандидат в пажи имел высокородных родителей, был крещен и располагал средствами. Вполне достаточно! Всякое дитя добродетельно по природе, и мы можем предположить, что принят в орден он был в раннем возрасте, в число пажей…
Прошкин удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос:
— А могло ли лицо, пусть даже и крещеное, но родившееся вне законного брака, у таких вот высокородных родителей претендовать на поступление в орден?
Феофан снова водрузил очки на пергаментную переносицу, удивленно воззрился на Прошкина и наконец исчерпывающе ответил:
— Нет. Однозначно нет. Даже если побочное дитя было признано отцом. Членам ордена необходимо подтвердить как свое происхождение, так и законность брака родителей.
— А может ли служить подтверждением законности происхождения тайный знак? — не унимался Прошкин.
Теперь уточнял уже Феофан:
— Какой именно тайный знак?
— Татуировка, — неуверенно сказал Прошкин. Он хотел еще полюбопытствовать насчет перстня, но некая часть его сознания, именуемая в антинаучных книгах интуицией, воспротивилась этому, и о перстне он промолчал.
— Полноте, Николай Павлович! Это же не роман Дюма! Какие еще татуировки? Татуировки теперь есть едва не у каждого урки! Зэ-ка, официально выражаясь, или «бродяги», как они сами себя именуют в рамках своих босяцких «понятий». А орден — это не кабак-с! И тем более не зона, уж простите мою язвительность. Метрика… ну, выписка из книги с записью о крещении! Потом — копия свидетельства о браке родителей, списки жалованных грамот или иные подтверждения дворянства, письменные ходатайства двух действительных и уважаемых членов ордена. Все документы, надлежащим образом заверенные и полностью легитимные! — закончил Феофан даже с некоторой тожественностью.