Кавалер багряного ордена
Шрифт:
— Это Жак де Моле!
Корнев сочувственно пододвинул к нему вторую мензурку со спиртовым коктейлем:
— Николай! Я тебе совет дам, не как начальник, а как мужик мужику. Ты больше этих капель медицинских — от сердца там, от нервов — не пей. Черт его знает, что туда наболтали эти клистирные трубки из бывшей интеллигенции. Вон, ты уже от ихней микстуры то про Монсегюр лепечешь, то про Жака де Моле. Лучше пей водку. Или на крайний случай — спирт! — Прошкин незамедлительно последовал отеческому совету, Корнев одобрительно кивнул и добавил: — И чтобы я больше про эту катарскую ересь не слышал!
Прошкин подивился замысловатому ругательству, но уточнять, что это за такая особенная ересь и чем она страшна, не стал, а дипломатично перевел разговор в прежнее русло:
— И что же мне ответил
— Так расчерчивают фотографии или рисунки, чтобы удобнее было наносить театральный грим, придающий портретное сходство! Играет в театре или в кино какой-нибудь Вася Пупок лорда Байрона. Ну и чтобы он натурально как лорд выглядел, гример берет его фотографию, расчерчивает и на столько же квадратов расчерчивает портрет настоящего Байрона. Потом смотрит — по квадратам, а затем рисует, где и чего надо на лице у Васи прилепить или закрасить, чтоб он на Байрона походил. Ну и уже в самом конце гримирует по эскизу этого Васю…
— Здорово, — по-детски обрадовался Прошкин, уразумев наконец технологию нанесения портретного грима, и, тут же поняв, что поводов для веселья не так уж много, с тайной надеждой посмотрел на Корнева.
Шеф был откровенно раздосадован.
— Прошкин, ну что за напасть такая на наше Управление? Что ни день — какая-нибудь мерзость приключается! Конца-краю им не видно — уж точно, и в порчу, и в по дел поверишь…
— Это все после той проклятущей сущности из Прокопьевки началось… Ну, которая выла и по ночам летала… И зачем только мы в тот скит полезли… — поделился Николай давно мучившим его тайными опасением.
— Да не расстраивайся ты так, мало ли мы все глупостей делаем… Давай к вопросу конструктивно подойдем. Что там твоя магия советует сделать в таких случаях?
— Шутите, Владимир Митрофанович, — обиделся Прошкин.
— Да уж какие тут штуки, — Корнев кивнул в сторону чемодана и в очередной раз отер со лба пот. — Ты бы напряг ум, Николай, ну ведь не может быть, чтобы не было подходящего заклинания или заговора…
Прошкин стал рыться в закоулках памяти — он действительно совсем недавно видел нечто подходящее к случаю: то ли «вернуть удачу», то ли «перевернуть удачу». А вычитал он этот замечательный способ в записках достойного комдива Деева, что хранились в папке с надписью «Магия в быту». Ритуал был доступный, не требовал ни церковных культовых предметов вроде крестика или свечи, ни произнесения молитв — словом, мог быть исполнен даже руководящим работником или членом партии без всякого ущерба для его идеологической чистоты.
— Надо снять ту рубаху, что на тебе надета, и трижды вывернуть со словами: «Чтоб мне густо, а тебе пусто», затем снова надеть и не снимать, пока луна не взойдет высоко, и уже к утру вы почувствуете, как душевный упадок сменяется радостью, а ситуация разрешается к вашей пользе.
Прошкин вдохновенно процитировал по памяти и замер, ожидая привычной выволочки за свои «идиотские суеверия». И только сейчас осознал, насколько скверный оборот приняла ситуация, потому что…
Его несгибаемый, решительный и политически грамотный начальник резко стащил с себя гимнастерку и принялся ее выворачивать, четко выговаривая заветную формулу. Правда, в третий раз он прибавил к ней непредусмотренную автором непечатную часть, относящуюся к тем, кому должно стать «пусто». Но сделал это так эмоционально, что Николай Павлович мог утверждать с совершенной уверенностью: после такого энергетического посыла ритуал сработает наверняка!
Фельдшер Хомичев, как всегда не к месту, сунулся в ординаторскую и тут же был отряжен Корневым с серьезным поручением: сгонять в столовую Управления за ужином и прихватить при этом у него в кабинете бутылку водки — скрасить ожидание восхода луны. В ожидании съестного и горячительного Владимир Митрофанович принялся рассуждать о происхождении чемодана и его вредоносного содержимого.
— Тут разобраться непросто… Сперва надо выяснить, где истоки сегодняшней ситуации.
Отправной точкой сегодняшних бед сотрудников Н-ского УГБ Владимир Митрофанович считал тот исторический день, когда профессор фон Штерн отыскал среди руин и камней древнего монастыря рукопись Странника.
Отчего Ежи не приняли в члены «Клуба странников», злодейка-история умалчивает, а сам Ковальчик-Ульхт, учитывая его коматозное состояние, вряд ли сможет объяснить. То ли он был слишком худородным, то ли вообще не был христианином…
Но даже если Ковальчик происходил из мещан или инородцев, упорства ему было не занимать. Да и деловой хватки тоже. Он сам отправляется в путешествие за разгадкой древней тайны — уже на средства первого в мире социалистического государства. Увы, вместо желанных сокровищ он обретает жестокое разочарование — следы экспедиции фон Штерна. Сломленный, он решает бежать за границу, благо в тогдашнем Туркестане о границе можно было говорить весьма условно. Многие участники роковой экспедиции 1924 года разделяли план руководителя. А от двух излишне «идейных» сподвижников — комиссара Савочкина и Леши Субботского — решили избавиться, отправив их с военкомовской бумагой прямиком в занятое местным курбаши селение. Так родился миф об исчезнувшей экспедиции, а гражданин СССР Ежи Ковальчик превратился в европейского господина Ульхта. В дальнейшем этот новоявленный господин повстречал кого-то из прежних советских знакомых и под влиянием компрометирующих фактов, а также собственной беспринципности стал агентом советской военной разведки.
— Логично? — завершил Корнев рассказ.
— Очень! — Прошкин признавал: даже многомудрый отец Феофан вряд ли восстановил бы историю событий с такой безупречностью.
— Ну что же, Николай, пора тебе делать самостоятельные выводы! Излагай, в свете новых фактов, откудова, по-твоему, взялся этот трижды клятый чемодан?
Прошкин, сознание которого прояснилось благодаря произведенному начальником ритуалу, а может, и просто от приема горячей пиши (Хомичев уже приволок из столовой ужин в блестящих больничных судочках), успел разработать вполне приемлемую версию. Не подлежит сомнению, что некоторые офицеры из числа изображенных на фотографии клуба странников проживают сейчас за рубежом. Они знакомы с научными достижениями профессора фон Штерна, а также владеют информацией, что Ковальчик-Ульхт — его талантливый ученик. Факт исчезновения Ульхта, популярного в эмигрантских кругах персонажа, конечно же, мог насторожить их, и коварные враги решились отрядить в ненавистную им Советскую Россию эмиссара с заданием перехватить результаты изысканий фон Штерна до того, как они станут достоянием Советского государства. Чтобы получить подложные советские документы и деньги, они связались с влиятельной подрывной организацией белоэмигрантов — РОВС…
Корнев досадливо перебил увлекшегося собственным построением Прошкина:
— Что ты за человек, Николай! Ну не хочешь в реальности жить, хоть плачь! То ведьмы у тебя летают, то шпионы за каждым углом притаились! Ну с чего ты взял, что тут РОВС замешан, будь он трижды неладен?!
— Нет, совсем не обязательно именно РОВС, — вынужден был согласиться с начальством Прошкин, — может, и другое объединение белоэмигрантов или даже английская разведка… Я ведь как считал, Владимир Митрофанович? Похитить эти бланки в процессе производства не могли: и номера и серии у них не подряд идут, а разные — за несколько лет. Значит, надо признать, что документы эти, — он кивнул на опасный чемодан, — изготовлены на высоком полиграфическом уровне, в стационарной типографии — такого качества в кустарных условиях не добьешься. Я и подумал, что настолько профессиональную типографию можно только за рубежом оборудовать!