Кавалер Золотой Звезды
Шрифт:
— А разве без тезисов нельзя?
Черные глаза Трифона оживились.
— Да вы послушайте, что я вам скажу… Я всю эту премудрость знаю. Еще до войны приезжал к нам в станицу докладчик — настоящий оратор! Так у него все течет — заслушаешься! А почему? Потому, что говорит исключительно по тезисам. Он и меня учил, как все это составить. Слушайте, я и вас научу. Это не трудно. Сперва наметьте себе главный тезис — с чего начинать. К нему припишите два-три примера — в виде наводящих вопросов. Затем идет дальнейшее развитие и углубление главного тезиса. Еще два-три наводящих вопроса — и довольно. После этого запишите себе основную
Тимофей Ильич некоторое время молчал, комкая в жмене усы. Лицо у него сделалось грустным.
— Мне такие тезисы не подходят…
Трифон стал уверять, что именно так и нужно готовиться к выступлению, но Тимофей Ильич даже не захотел слушать.
— Не по тезису я хочу говорить, а по сердцу, — сердито сказал Тимофей Ильич и вышел из хаты.
Он прошелся по двору, постоял у калитки, потом начал расчищать в снегу дорожки. Работая лопатой, он старался ни о чем не думать, а мысли о предстоящем собрании сами лезли в голову.
«И Сергей на ту беду не едет, с ним бы посоветовался», — думал он.
Расчистив дорожки, Тимофей Ильич прошел по глубокому снегу в сад, постоял на берегу Кубани, — от реки доносились людские голоса, цокот копыт, скрип колес. Взошло солнце. В холодном тумане над лесом лежал багровый шар, и голые, темные верхушки деревьев, тронутые оранжевой краской, отчетливо рисовались на белом фоне невысокой горы… Тимофей Ильич вернулся во двор, поднял плетень, напоил корову, сменил в свинарнике постилку, занятый все теми же мыслями о предстоящем выступлении.
После завтрака Тимофей Ильич направился в правление. Там он поговорил с бухгалтером, худым и подслеповатым мужчиной, сказал ему, что пора провести в кладовой ревизию. Потом зашел к Никите Мальцеву и попросил выделить огородной бригаде пару саней с волами; посоветовался с Никитой, где бы достать оконного стекла для парниковых рам; поругал плотников за то, что до сих пор не сделали деревянные коробки, которыми будут накрываться парники. Собравшись пойти в кладовую, Тимофей Ильич, как бы между прочим, спросил:
— Никита, а собрание в пятницу?
— Ровно в двенадцать.
— И прямо на площади?
— А то где же? Такого здания у нас нету, чтобы всех людей вместить. Знаете, сколько там соберется народу? Шесть станиц! Еременко говорил, что и Кондратьев приедет.
— А ты, Никита, как насчет речи? — спросил Тимофей Ильич, не подымая головы. — Подготовился?
— У меня, папаша, речь будет короткая.
— И без тезисов? — осведомился Тимофей Ильич.
— Безо всего.
— А как же так ты будешь — без тезисов?
— А так. Что есть у меня на душе, то и выскажу.
«Вот так бы и мне, безо всего», — рассуждал Тимофей Ильич, направляясь в кладовую.
Возле амбаров он встретил Еременко с газетами и журналами. Он шел напрямик через огороды. Сапоги и полы шубы у него были в снегу.
— Тимофей Ильич, а я к вам забегал, — заговорил Еременко, вытирая ладонью нагретый лоб. — Как у вас дело с речью? Не подведете? Еще не готова?.. Тимофей Ильич, вы сядьте за стол и напишите…
— Это вроде тезисов? — со вздохом спросил Тимофей Ильич.
— Во, во! — обрадовался Еременко. — Только расширенные. Я пришлю комсомольцев, они помогут.
— Обойдусь и без помощников.
Тимофей Ильич
— Аль письмо сыну задумал послать? — спросила Ниловна.
— Не письмо, а тут, Ниловна, такое дело, что не знаю, как тебе и пояснить. — Тимофей Ильич поправил на носу очки. — Речь мне надо произносить — вот оно какая вещь… А без написанного неможно.
— Так по написанному говорить, как я думаю, труднее, — участливо заговорила Ниловна.
Тимофей Ильич только тяжело вздохнул.
— А ну, принеси мне с той хаты книжку, — сказал он, отодвигая чернильницу. — Ну, что Савва оставил…
Тимофей Ильич раскрыл книгу, прочитал первые строки и удивился; оказывается, Сталин и он — сверстники. Он сказал об этом Ниловне и продолжал читать вслух. Ниловна сидела возле стола и слушала, опершись щекой на ладонь и склонив набок свою маленькую, в чепчике, голову…
— «Я вспоминаю 1898 год, — читал Тимофей Ильич, — когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских…»
Тимофей Ильич посмотрел на Ниловну и сказал:
— В ту пору ему пошел девятнадцатый год…
— А припоминаешь, Тимоша, — оживилась Ниловна, предаваясь воспоминаниям, — как раз в том году мы с тобой поженились. Как сейчас все помню. Ты пришел к нашим свататься — в такой красной рубашке, в суконных шароварах и в чоботах, а моя мать тебя и в хату не пустила… Не хотела она выдавать меня замуж… Не забыл?
— Эх, жена, жена! И нашла, что вспоминать, — возразил Тимофей Ильич, не отрывая глаз от книги. — В том, что я на тебе женился, ничего интересного нету…
Тимофей Ильич продолжал читать, а Ниловна смотрела на него помолодевшими глазами и то слушала, то о чем-то своем думала. Знакомясь с биографией Сталина, Тимофей Ильич и Ниловна невольно вспоминали пережитое… В апреле 1902 года Сталин был арестован, а Тимофей Ильич и Ниловна в этом году уже отделились от родителей, за лето построили домик и к осени зажили сами себе хозяевами. Илья Тутаринов выделил сыну пару быков, бричку и телку. С таким хозяйством можно было начинать жить, но в ту же осень Тимофея. Ильича призвали на действительную военную службу. Пришлось продать и быков и бричку и на эти деньги купить коня с седлом… хорошо помнит Тимофей Ильич, как в октябре на закате пасмурного дня он покидал станицу. Ниловна стояла у калитки с сухими и горестными глазами. На руках у нее был только что родившийся второй сын, а первенец, трехлетний мальчик, держался руками за юбку матери и смотрел на отца, уже сидевшего на коне… Как давно это было!.. А в том году, когда Сталин первый раз бежал из ссылки, казачий полк, в котором служил Тимофей Тутаринов, спешно погрузился в эшелон и уехал в Маньчжурию… Началась русско-японская война… Прошло три года с лишним. Сталин прибыл в Лондон на пятый съезд партии, а Тимофей Ильич Тутаринов, раненый, душевно разбитый, вернулся в Усть-Невинскую. Жену и детей он нашел в крайней нужде. Сыны подросли, но были одеты в тряпье, во дворе — ни брички, ни тягла, ни коровы… Сжалось у Тимофея Ильича сердце. Сел он на завалинке и задумался. Надо было начинать жить с начала. И он начал. Залез в долги, кое-как стянулся на пару бычат-неучей… Тяжело вспоминать об этом!