Кавказ подо мною

Шопперт Андрей Готлибович

Цицианов махнул рукой на этот кавардак и сам, налив себе ещё половину кружки, в два больших глотка опорожнил её.

— Случилось, — дождавшись пока Прохор с тряпкой скроется за занавеской, кивнул головой генерал-лейтенант и достал из ташки, с которой не расставался то самое письмо, которое его сюда и привело.

— Смотри, какая бумага белоснежная, — протянул руку Лазарев.

Но Цицианов чуть притянул письмо к себе, передумав отдавать.

— Что ты думаешь, Иван Петрович о князе Витгенштейне?

— Понятно, — протянул Лазарев и в новую кружку не спеша налил себе

чачи, — От него письмо. Что думаю? Думаю, везёт человеку. Но по отзывам знавших его офицеров — рубака знатный.

— Пришлось с ним бок о бок повоевать немного, — Цицианов взял пальцами с тарелки пирог с рыбой. Понюхал и откусил большой кусок, — От плеча до седла ляха располовинил при мне, когда Прагу брали. Нет, не про это спросил, про то, что он в Дербенте творит.

Лазарев взъерошил волосы. Допил чачу. Вздохнул.

— Война будет. Шах зело разозлится.

— Зело. На, прочти. Шах разозлится! Ха!

Иван Петрович расправил втрое сложенный лист из тончайшей белоснежной бумаги и углубился в чтение.

— Ха-ха, — дочитав до конца, не весело совсем, деланно, засмеялся хозяин комнатки. Потом встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с небольшой картой Кавказа. Расстелил на свободной части большого круглого стола. — Он карту-то видел. Как нам в ту Еревань попасть. Гянджу не миновать.

— А в чём разнится? — не потянулся к карте Цицианов, вместо этого опять себе одному чачи плеснул, но, уже убирая кувшин, передумал и налил и Лазареву. — Давай, Иван Петрович за успех выпьем.

— Чей. Пойдём? Без приказа?

— Пришёл посоветоваться.

Лазарев в один большой глоток выпил вино и тоже за пирог схватился, оргрыз большущий кусок, еле в рот влез.

— А, он-то один чёрт пойдёт, тогда и нам не усидеть! — генерал-майор встал и дошёл до окна, потом вернулся, вновь на карту посмотрел.

— Гянджу, и на Шушу потом? — Цицианов так и не посмотрел на карту, и без карту себе дороги и ханства Кавказа представлял.

— Надо гонцов к терским и кубанским казакам послать.

— Конечно. Я про другое думаю. Нужно и тут дворянское ополчение собрать, убрать горячие головы из Тифлиса, как Пётр Христианович говорит, или ну их, в осаде города какой прок от князьков местных?

— Обязательно нужно брать с собой, тут одних оставлять нельзя. Найдут очередного царевича, да на царство крикнут. — Лазарев чуть захмелел, не привык к крепким напиткам.

— Так и поступим. Пойду. Теперь нужно Кнорингу доходчиво всё объяснить. Его тут оставлю. Сам тоже с войском пойду.

Генерал Цицианов ушёл, стуча каблуками по деревянной лестнице, А Лазарев стоял, облокотившись о стол, глядел на карту, не видя её, и думал о Пётре Христиановиче. Не знал, что тот спас ему жизнь, заманив в Москву царицу Мариам Георгиевну с царевнами и царевичами. И не только ему, но Павлу Дмитриевичу Цицианову, вряд ли теперь брат бакинского Хусейн-Кули-хан убьёт генерала. Повода нет. Теперь ханство крепко к России привязано. Нет Хусейну назад дороги, не простит ему шах истребления войска и смерть дяди.

— Почему Эривань-то? Что он карты не видел? — Снова задал вопрос сам себе генерал-майор.

Событие

пятьдесят седьмое

Не покупают никакой еды —

Все экономят вынужденно деньги:

Холера косит стройные ряды, —

Но люди вновь смыкаются в шеренги.

В. Высоцкий

Успели. И могли бы не спешить. Магомет, Аллах, Яхве и Христос с Иисусом и Заратустрой чуть помогли Петру Христиановичу. Они взяли и подгадили немного курдам. Ну, как подгадили? А вот прямо взяли и подгадили. А те — курды — нагадили.

Брехт не ошибся, на наёмников этих напала холера. Всадники дошли до Решта за один день до союзных войск, встали лагерем, и как давай их косить холера. Прямо рядами и шеренгами стройными выкашивала. Как из крупнокалиберного пулемёта Браунинга прошлась. Некому было уже Решт захватывать. В дороге ещё как-то Хусейну-аге удавалось заставлять войско двигаться, или всякие там инкубационные периоды ещё были, но курды шли к цели. А вот дошли и заболели все. Холера не шутка, там и температура, и беспамятство, и обгаженные все. И ни воды, ни лекарств. Даже шатёр всего один поставили курды. Видимо для своего Хусейна.

Народ, что с Петром Христиановичем обозрел с небольшого холма лагерь неприятеля, хотел на радостях взбодриться и атаковать ворогов.

— Отставить. Так же сдохнуть хотите. Нет от холеры лекарства. И заразиться легче лёгкого. По идее, нужно уже домой идти. Сами все умрут. А кто выживет, тот настолько ослабнет, что не то, что воевать, ползать не сможет и тоже один чёрт от жажды и голода умрёт. Ага их дурень полный, ему бы бежать …Стоп. Да он сам должно быть болен, потому и не сбежал.

— Пётр Христианович, ты скажи, а нам-то что делать? — генерал Попов, вернул Брехту подзорную трубу.

— Карантин.

— Карантин? — все начальники, что забрались на небольшой холмик, рты пораскрывали. Решт он как бы на равнине уже. Горы, что практически всю дорогу теснили войско на узкий проход к самому берегу Каспийского моря, теперь отошли на запад, образовывая огромную долину почти плоскую, только несколько вот таких невысоких холмиков к северу от Решта, это всё, что от Кавказа и остались.

— Вы хотите, чтобы эти уроды, поняв, что здесь все умрут, бросились на север и заразили все ханства? Или на Запад к себе домой. Так бы и ладно. Чем больше их в рай отправится, тем лучше, но по дороге они пройдут через Азербайджан и там всех заразят. А те уже в панике бросятся на север, спасаясь от смерти, и разнесут эту заразу по всему Кавказу. — Брехт ткнул пальцем на дорогу, что уходила на Запад от лагеря курдов. — Нужно туда поставить егерей и не дать в ту сторону ни одному уйти, отстреливать их. А здесь сделать то же самое. Снять всех, у кого есть огнестрел, с коней и организовать здесь баррикады или флеши насыпать, и не дать им прорваться назад на север. Главное, в контакт с ними не вступать.