Кавказ
Шрифт:
Мы вышли вместе.
Первое, что поразило, это стадо баранов, пасшихся на крыше. Крыша была покрыта землей, и ее участки, заросшие травой, были похожи на — ни более, ни менее — лужайку в Версале. Бараны щипали траву; как они влезали туда и спускались обратно, я не представляю.
Город разделен на нижний и верхний.
Мало найдется городов, которые бы так страдали, как Шемаха. На протяжении трех месяцев в низменной части царствует жестокая лихорадка, от которой умирают.
Чем выше, тем падает ее заразность.
Прибавим к этому частые землетрясения.
Шемаха
Однако лихорадка и землетрясение не самые главные враги Шемахи: из всех ее бичей человек был ужаснейшим. Шемаха была столицей Ширвана, который слыл некогда богатым ханством, приносившим своему хану несколько миллионов дохода. Она имела сто тысяч жителей вместо нынешних десяти тысяч.
— Слыхал ли ты, — спросил я однажды Эль-Мокрани, арабского вождя, слывшего среди алжирских племен за ученого, — о древних и благородных городах, построенных из бронзы и гранита: о Сузе, Персеполисе, Вавилоне, Мемфисе, Бальбеке и Пальмире?
— Веревка, поддерживающая мою палатку, — заметил он, — всего-навсего только веревка, но и она пережила их: вот все, что я о них знаю.
Невозможно лучше выразить смысл этих слов, заключающих в себе прославление кочевой жизни и осуждение — оседлой.
Вольтер в своей «Истории Петра Великого» — жалком сочинении посредственного автора — уверяет, что Шумаки была древней столицей Мидии и резиденцией того самого Кира, сына Камбила и Манданы, который возвратил Персии независимость, покорил мидийцев, заставил побежденных провозгласить себя государем, разбил Креза в Тимбрее, овладел Сардами и всей Малой Азией, взял Вавилон, отвел Евфрат и сделался столь могущественным после того, как наследовал своему дяде Киаксару, что он и преемники его приняли название «великих государей». Его империя в то время включала в себя Вавилон, Сирию, Мидию, Малую Азию и Персию.
Как умер победитель? Куда исчез этот колосс?
Ксенофонт говорит, что он скончался в глубокой старости на руках своих детей. Геродот же — сын басни и отец истории — рассказывает, что при вторжении в пределы массагетской царицы Томиры и после убийства ее сына, Кир был взят ею в плен, и эта женщина, играя роль древней Немезиды, в отмщенье велела отрубить ему голову и потом сама погрузила ее в вазу, наполненную кровью, говоря: «Насыться, наконец, кровью, ты, который всю жизнь жаждал ее».
Если это действительно было, то имя Кира, даваемое древними Куре, может послужить историческим свидетельством в пользу сочинения Вольтера.
Д’Анвилль [192] , больше ученый, чем автор «Философского словаря», более положительный, нежели Геродот, полагает, что Шумака, — мы держимся татарского произношения, — как по своему географическому положению, так и по тождеству названия это древняя Мамашия Птоломея.
Олеарий находился в этой стране с 1635 года в составе того самого знаменитого голштинского посольства, секретарь которого сошел с ума, просидев на дереве всю ночь под вой шакалов.
192
Д'Анвиль Жан-Батист Бургильон (1697–1782) — французский географ и путешественник.
К несчастью, в результате какой-то ссоры русские купцы были перерезаны ее жителями. Это происшествие подало повод к войне между Россией и Персией.
Петр Великий двинулся на Шумаку, взял город, опустошил и превратил его со всеми окрестностями в развалины.
Потом следуют вторжения, театром коих была Персия, междоусобные войны, моровая язва, требующая своего права гражданства в распадающихся империях и разрушающихся городах — из-за всего этого в 1815 или 1816 годах древнее и прежде цветущее население Шумаки состояло только из двадцати пяти — тридцати тысяч человек.
Видя непрерывное ослабление населения, частые землетрясения и жестокую лихорадку, последний хан принудил всех жителей Шумаки бросить остатки города и следовать за ним в крепость Фитай, — род орлиного гнезда, где он надеялся, что ни один из упомянутых врагов не может на него напасть.
Город совершенно опустел; во время посещения его кавалером Гамба в 1817 году, в нем не оказалось ни одного потомка тех ста тысяч жителей, которые видели вступление Петра Первого в Шумаку — их заменили шакалы. Зато Гамба отведал барана, за которого заплатил четыре франка, да и того с трудом привели откуда-то за восемь верст.
В конце 1819 года хан, который с вершины своей скалы Фитая еще беспокоил Россию, был обвинен в интригах против нее и получил от генерала Ермолова приказание отправиться в Тифлис. Считая недостойным своего княжеского звания вступить в объяснения или действительно чувствуя, что совесть его нечиста, хан бежал в Персию, оставив русским свое ханство, свою крепость и своих подданных.
Тогда генерал Ермолов дозволил последним поселиться в покинутом городе. Караван эмигрантов вступил в его стены. Уцелевшие дома были заняты: остальные продолжали спокойно рушиться.
Но если город пострадал от всех этих треволнений, то еще больше пострадали окружавшие его плодоносные равнины, которые по словам очевидца, немца Гюльденштедта [193] , были некогда покрыты виноградными садами и шелковичными деревьями. Не осталось дерева, на которое виноградная лоза могла бы опереться и питательные листы которого могли бы кормить драгоценных червей, составляющих ныне почти единственное богатство Шемахи.
Мы осмотрели базар: он занимает целую улицу. Там продают прекрасные ковры и шелковые ткани, хотя и первобытного вкуса.
193
Гюльденштедт Иоганн-Антон (1745–1781), российский академик, врач, с 1768 по 1775 год путешествовал по России (три с половиной года по Кавказу).