Кавказская война. Том 2. Ермоловское время
Шрифт:
Переводчик Соколов по приказанию Вельяминова вошел в дом, где были арестованные князья, и сказал, что генерал хочет их видеть и чтобы они сняли оружие и следовали за ним. Они повиновались. Но едва Джембулат, переступив порог, увидел солдат, как бросился назад в комнату и схватился за оружие; Батоков и Касаев (брат известного мятежника Измаила Касаева) сделали то же – и Соколов вынужден был удалиться. Тогда Вельяминов решил подействовать на Джембулата и склонить его к повиновению путем увещаний старого валия.
Необыкновенные обстоятельства свели здесь двух необыкновенных людей, два необыкновенные
Такой же силой воли обладал и старый Кучук. В нем хорошие свойства его народа являлись в высокой степени облагороженными. В нем уже перегорел огонь опрометчивой и необузданной юности и уступил место холодному рассудку. Никакая жертва не могла ему казаться великой, когда дело шло об отвращении бедствий от его любимой родины. Он не мстил за смерть своих сыновей и последнего готов был предать заслуженной каре, лишь бы избавить свой народ от гибели.
Вельяминов встретил почтенного валия на пороге комнаты и ласково протянул ему руку.
– Здравствуй, Кучук,– сказал он.– К сожалению, я не могу радоваться свиданию с тобой. И то, что я должен сказать, будет столько же больно слушать тебе, сколько и мне говорить.
Вельяминов молча указал старику на стул возле окна. Оба сели. Кучук исподлобья бросил взгляд на улицу и увидел, что дом, где находился его сын, окружен солдатами. Лицо старого валия осталось неподвижным.
После минутного молчания Вельяминов сказал ему:
– Кучук! Твой сын сделался изменником; он забыл и присягу, и милости царские, и дружбу Ермолова к тебе, забыл свой долг, честь и, как разбойник, напал на наши деревни. Он уже арестован. Тебе, как валию и отцу, я поручаю узнать, не найдет ли он хоть что-нибудь к своему оправданию.
Старик спокойно ответил:
– Виноват ли мой сын, или нет, ты это лучше меня должен знать и судить. Одного прошу: избавь меня от печальной обязанности говорить с ним; тяжело мне быть исполнителем наказания, а еще тяжелее подвергнуться стыду, если я встречу с его стороны непослушание моей
– Я это сделаю,– сказал Вельяминов,– из уважения и участия к тебе. Мои средства для достижения цели заключаются в силе, но сила не гнет, а ломает; твое средство – любовь, и думаю, что отцовское сердце сумеет покорить упрямство сына. Участь этого сына я и вверяю отцу его.
В душе старика скользнул луч надежды, и он пошел к Джембулату. Джембулат сидел в комнате на широкой деревянной скамье и чистил ружье, закоптевшее от пороха во время последней джигитовки. Он встал и поклонился отцу.
Лицо старика не обнаруживало тревожного состояния духа, оно было спокойно и серьезно, как будто бы валий готовился дать сыну обыкновенное приказание.
– Джембулат! – сказал он.– По приказанию Вельяминова ты арестован, и я пришел взять у тебя оружие.
– Не дам,– глухо ответил Джембулат.
– Повинуйся мне, валию и отцу! – грозно крикнул Кучук.
– Оружия не отдам,– еще глуше прошептал Джембулат.
– Ты изменил слову,– продолжал старый Кучук дрогнувшим голосом,– ты нарушил клятву, ты воровски, не как природный князь, а как разбойник, поднял оружие против тех, кому твой отец, твой повелитель, глава всего кабардинского народа безусловно повинуется. Что скажешь ты в свое оправдание?
Джембулат молчал. Он видимо боролся с собою, но наконец сказал твердо:
– Нет! Таково предопределение Аллаха. Я не отдам оружия.
Кучук вышел из комнаты.
Вельяминов пытливым взглядом встретил возвратившегося валия.
– Ты не принес с собою оружие Джембулата? – сказал он.
Вельяминов встал и начал задумчиво ходить по комнате. Наконец он остановился перед валием.
– Кучук! – сказал он ему.– Ты знаешь, со мною не шутят. Не хочу знать, что побудило сына твоего к измене, но знай, что его спасение – в слепом повиновении... Больше надеяться ему не на что...
Снова пошел старый Кучук и на этот раз застал Джембулата стоявшим посреди комнаты с заряженной винтовкой. Безмолвно смотрел отец на мятежного сына. В эту минуту вошел комендант.
– Гяур! – неистово крикнул Джембулат и бросился с обнаженным кинжалом. Отец быстро заслонил ему дорогу и внезапно и сильно схватил его руку. Кинжал, звеня, упал на пол. Всякая тень надежды исчезла; за такое преступление помилования уже быть не могло. Кучук воротился к Вельяминову.
– Генерал,– сказал он,– я сделал все, что от меня зависело, теперь ты поступай, как велит тебе долг твой и совесть.
И валий с глубоким спокойствием сел у окна.
Вельяминов позвал адъютанта, отдал ему короткий приказ и сел против валия.
Взвод солдат стал приближаться к дому, где находился неукротимый Джембулат. Вдруг из окна грянул выстрел, вслед за ним – другой; двое солдат повалились на землю. Бешеный Джембулат вышиб ногою окно и выскочил вместе с Касаевым, сверкая шашкой... Тогда солдаты дали залп – и преступники, окровавленные, грянулись оземь... Рослам-бек сдался; он оставался в комнате, не стрелял сам и старался уговорить и товарищей по несчастью.
С холодным видом смотрел валий на эту страшную сцену. Наконец он поднялся и стал прощаться с Вельяминовым.