Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях
Шрифт:
Наступило 12 февраля – первый день праздника Рамазана. Утром, после молитвенного пения, весь неприятельский стан пришел в необычайное движение. В Хунзахе быстро изготовились к бою, – и действительно, в одиннадцать часов утра давно ожидаемый приступ начался. Большая часть скопища, где находились сам Кази-мулла и Гамзат-бек, двигалась со стороны Ахальчи; гумбетовцы, предводимые Шамилем, направились в обход, через городское кладбище. Бешеный ружейный огонь, загремевший со стен Хунзаха, не остановил мюридов. Неспешно, с дикой, торжественно унылой песней «Аллах акбар! Ля-илляхи-иль-Аллах!» двигались вперед их густые толпы и скоро достигли самых завалов. Никогда ничего подобного не видели хунзахские абреки. Разом встали перед ними рассказы, усердно распускаемые клевретами Кази-муллы о том, что его приверженцам всегда предшествуют легионы ангелов, что шашка, поднятая на них, мгновенно тупеет и в нацеленном
Эти слова электрическим током зажгли мужество в пристыженных жителях, и они как один кинулись на стены. Знамена, веявшие на крышах, мгновенно были сорваны и скопище Шамиля выбито из селения. Сам он с тридцатью мюридами, отрезанный при отступлении, едва успел запереться в подгородней сакле, где был окружен и очутился в блокаде. Поражение Шамиля вселило смущение в главной массе штурмующих, и Кази-мулла уже не мог поправить проигранного дела; толпы его, бросившиеся через завал, встречены были дружным залпом в упор – и отшатнулись назад. Пользуясь их замешательством, юный Абу-Нусал-хан сам сделал вылазку и кинулся в кинжалы. Женщины наравне с мужчинами отстаивали селение, и одна из них по имени Курнаиль-Хандулай, работая топором, отняла четырнадцать винтовок. Паника, которой сначала поддались было хунзахцы, быстро перешла на мюридов, и они побежали. Хунзахцы гнали их через всю долину и только к вечеру, когда на Аварском плато не осталось уже ни одного мюрида, молодой хан с торжеством победителя вернулся в свою резиденцию. Пять неприятельских значков, двести тел и шестьдесят пленных были трофеями блистательной победы. В числе последних, как говорят, находился и сам Гамзат-бек, но ему помог бежать один из хунзахских жителей. Шамиль также остался в Хунзахе, за пертый в сакле, и должен был выбирать смерть или сдачу. Его выручили гумбетовцы, приславшие в тот же день просить у хунзахцев мира. Мир был заключен, и Шамиль со своими тридцатью мюридами получил свободу. Но гумбетовцы, ожесточенные своими потерями, встретили его такими укорами и дошли до такого неистовства, что сорвали с него священную чалму и едва не лишили жизни. Очень может быть, что здесь и окончил бы свое земное существование грозный впоследствии владыка «гор и лесов», если бы на его сторону не стал дервиш, кадий Hyp-Магомет. Благодаря заступничеству старца Шамилю была дарована жизнь, но народ изгнал его из Гумбета.
Император Николай Павлович в ознаменование верности, оказанной хунзахцами, и в память победы, одержанной молодым Нусал-ханом, пожаловал всему аварскому народу белое Георгиевское знамя.
Так окончился первый взрыв мюридизма. Подобно раскату грома, гулко прокатился он по горам и ущельям Дагестана и замер под Хунзахом. Но горизонт все еще был заволочен мрачными тучами, и вслед за первым ударом надо было ждать последующих.
V. КАХЕТИЯ И ЕЕ СОСЕДИ
В то время, когда грозные силы имама, сокрушившись о хунзахские стены, искали в стремительном бегстве своего спасения, Паскевич с войсками стоял на Алазани. Давно уже в голове фельдмаршала зрел грандиозный план быстрого и одновременного покорения гор, и теперь наконец приблизилось время осуществить свою мысль на деле. Смолкли победные громы на полях Турции, и ничто уже не отвлекало главнокомандующего от внутренних дел все еще не покоренного Россией Кавказа.
Переходя к рассказу о событиях, которые привели наши войска на Алазань, к преддверию Джаро-Белоканской области, охарактеризуем в коротком очерке длинный ряд годов кровавой борьбы кахетинцев с их хищными соседями – лезгинами.
В старые годы, когда над всем Закавказьем царила единая и нераздельная Грузия и величавый образ Тамары воплощался в народных сказаниях в идеал земного могущества, – вся заалазанская долина, простиравшаяся до самых гор Лезгистана, принадлежала той же Грузии и составляла восточную половину Кахетии. Господствующий народ здесь были грузины, господствующая религия – христианская.
Но со смертью Тамары, как бы унесшей с собой в могилу величие и силу своей родины, миновал и золотой век Грузии. Страна, истерзанная нашествием монголов и полчищами
За высокой грядой подоблачных вершин засели эти грозные, неумолимые враги всякого труда и спокойствия и как дамоклов меч висели над головой кахетинцев.
Суровый климат, скудные произведения земли, голод и холод заставили лезгин перешагнуть порог своей бедной родины. Рассказывают, что первое селение, поставленное ими на одном из уступов южного склона Кавказского хребта, было Сарубаш, обитателями которого, естественно, явились самые отчаянные головорезы. Им нечем было жить, а у их ног лежала роскошная, но слабая Кахетия, представлявшая собой обширное и благодарное поле для хищнических набегов. Грузины, испытавшие скоро всю тяжесть близкого соседства новых пришельцев, потеряли наконец терпение и пошли на них с огромными силами. Сарубашцы укрепились. Завал, следы которого показывают еще и теперь в версте ниже селения, оказался не под силу грузинам, и они овладели им с помощью измены. Один подкупленный сарубашец вызвался провести их окольной дорогой, и часть грузинского войска спустилась в селение в то время, когда все вооруженные жители сторожили завал, а в домах оставались только старики, женщины и дети. Старики были в мечети и совершали вечерний намаз, когда на них нагрянули грузины. И пока испуганные сарубашцы, покинув завал, бежали на выручку семей, – все, что находилось нового в деревне, было перерезано. Мечеть в Сарубаше и поныне называется Шагидмек-эры, что значит «место мучеников».
Весть об ужасном побоище подняла на ноги все горные лезгинские племена, и грузины в свою очередь испытали ужасное мщение. С этих пор начинается вековая борьба: лезгины стремятся в Кахетию, кахетинцы мужественно отстаивают родину. Это была война не политическая, не религиозная, это самая ужасная из всех войн – война за существование. Как раз в это самое время бедствия Грузии достигают своего апогея – Шах-Аббас вторгается в Кахетию и опустошает ее из конца в конец. Для дагестанских лезгин наступает решительная минута: они пользуются смятением Грузии, спускаются с гор и занимают Джарскую область. Страна, залитая кровью, покрывается трупами, остатками разрушенных храмов, выжженными садами и пажитями. Кто мог, тот бежал и искал спасения за Алазанью; оставшиеся принуждены были принять мусульманство. Но это вероотступничество не принесло им пользы. Ингелойцы (новообращенные) сделаны были рабами и обложены данью. Та, лучшая и плодороднейшая часть Кахетии, Джарская область, была на целые века отторгнута от Грузии.
В это самое время, как рассказывают грузинские летописи, нахский эристав не только не противился завоеваниям пришельцев, но сам принял магометанскую веру и стал к тому же понуждать подвластный ему народ. В награду за это лезгины признали его эриставство независимым владением, и новый правитель стал называться елисуйским султаном. Омусульманившаяся страна скоро перестала напоминать собой что-либо христианское и окончательно укрепилась за Дагестаном. Так потеряла Кахетия другое эриставство, – и некогда сильное и могучее царство заключалось теперь в тесные границы одной Алазанской долины.
Завладев большей частью Кахетии, лезгины разбились на отдельные общества, но позаботились оградить свою независимость общим оборонительным и наступательным союзом. Так образовалось три союза: к первому, самому влиятельному и сильному, принадлежали Джары, Катехи и Белоканы, ко второму – Джанихи, Талы и Мухахи; третий гез образовывало Елисуйское султанство. Кроме последнего, где власть являлась наследственной, все названные общества управлялись выборными старшинами, но дела, касавшиеся общих интересов союза, например вопросы о мире и войне, решались не иначе как целым джаматом.
С отторжением двух эриставств Кахетия, так щедро наделенная дарами природы, потеряла много; но и то, что осталось ей по правому берегу веселой Алазани, было прекрасно, в полном значении этого слова, – и недаром Кахетию издревле называли раем Иверии. Но этот маленький рай, заветным местом которого считался Телав, где была резиденция царя и где сосредоточивалась вся внутренняя жизнь кахетинцев, был похож на те виноградники, которые растут на лаве и пепле Везувия. Только Кахетии угрожали не подземные стихийные силы, а буйные соседи ее, набеги которых были столь же губительны, как и огненные лавы вулкана. Только одна Алазань отделяла Кахетию от ее исконных врагов, и эти враги были так близко, что мысль об обороне никогда не оставляла кахетинца, как не оставляли его кинжал и винтовка.