Кавказский пленник XXI века
Шрифт:
Я бинокль от глаз не отрывал, переводя его с активно стреляющих бандитов на оседающее уже облако пыли. Оно наполовину осело и уже должно было показать головы тех, кто стоял. Но стоящих не оказалось. Это естественно, какой дурак под таким плотным огнем стоять будет и ртом пули ловить? Меня удивило только то, что, несмотря на обещание создать заградительный огонь, никто из полицейских, попавших в засаду, не стрелял по бандитам. Можно было подумать, что они не знали, куда им стрелять, не видели места, откуда их обстреливают. Но ведь шел полицейский спецназ межхолмьем, и направление все знали, только по этому направлению их и можно было бы обстреливать. Если бы обстреливали сверху, со склона, эффект был бы совсем иным, да и звук выстрелов
Бандиты тоже стрелять перестали. Они чего-то ждали. Наверное, попытки полицейских прорваться. И даже стали прицелами ощупывать склоны двух прилегающих к месту взрыва холмов, думая, что полицейские попытаются подняться выше и атаковать оттуда. Но атаки и оттуда не последовало.
— Ментов только четверо уцелело, — сказал дядя Вася, слушая «переговорку». — Говорят, что заперли тропу, но атаковать такими силами не могут. «Краповые» уже рядом. И спецназ ГРУ на подходе.
В подтверждение слов полковника Карамзина со склона соседнего с нашим холма с восточной стороны раздалось с десяток одновременных автоматных очередей. Бандиты сначала вжались в землю, потом стали перебегать, удаляясь от обстрела и пытаясь использовать как защиту естественный поворот холма, нашего холма. Бой приближался к нам уже вплотную. Перебегали бандиты грамотно, используя зигзаги и рваный ритм бега. Попасть в них было сложно, да и расстояние для прицельной стрельбы было великоватым. Я поднял бинокль и посмотрел на холм, откуда стреляли. Туда уже поднялись «краповые» и рассыпались по склону, чтобы расширить сектор обхвата.
Почти одновременно, с разницей разве что в полторы минуты, начался обстрел и с другого холма. Я перевел бинокль туда и увидел людей в стандартной армейской форме. Многие из солдат были в банданах. Банданы в армии носят только в спецназе ГРУ, где допускается некоторая вольность в форме одежды.
— О! — воскликнул дядя Вася, перекрикивая уже сильную стрельбу. — Майор Алимпашаев объявился. Визжит, зараза, требует от «краповых» уничтожить нас. Запрещает вступать в переговоры, никакой сдачи в плен! Только уничтожение. Говорит, это приказ сверху!..
— Он сам где? — спросил я.
— Уже на подходе. Старший лейтенант Родионов говорит, что у него приказ захватить всех живьем. Алимпашаев орет на него. Запрещает. Родионов требует, чтобы майор сам на место прибыл, так как работать на уничтожение будет только по письменному приказу. Ругаются. Пусть ругаются. Знали бы, из-за кого ругань идет. Но капитан из «краповых» говорит, что он приказ получил от командующего операцией и будет работать на уничтожение. Родионов на капитана ругается, обещает выставить заградительный огонь и не подпустить «краповых» близко. Пусть ругаются. Нормально — это война между своими. С чего бы, не пойму…
Василий оглянулся на меня. Подошел и Ананас, посмотрел, стоя на четвереньках, вниз.
— Рядовой Арцыбашев, это твой командир взвода постарался!
— Я тоже так думаю, — согласился я.
Действия отряда спецназа ГРУ в самом деле выходили за стандартное взаимодействие различных силовых структур. И никто из участников операции не понимал, наверное, что происходит, кроме меня. А я тоже мог только догадываться, что мой бывший командир взвода проявил активность и подключились какие-то силы, желающие устроить «разбор полетов» в этой ситуации и найти виновного. Но это означало, что майор Алимпашаев стал бы официальным обвиняемым. Но пока Алимпашаев командовал операцией по нашему задержанию, или, точнее, уничтожению, в его интересах было провести все так, чтобы нас просто не стало и некому было
— Там конфликт серьезный назревает. Никто уступать не хочет. «Краповые» уперлись, говорят, что у них еще два отряда на подходе. И заградительный огонь будет воспринят как враждебные действия и пособничество бандитам.
Определенно, сам старший лейтенант Родионов не взял бы на себя ответственность за подобные действия. Значит, приказ идет сверху. Значит, капитан Смолянинов добрался до верхов. Это вселяло в нас надежду.
А бандиты уже засели среди камней на склоне нашего холма и готовы были к активной обороне. Атаковать их в лоб — это, значит, нести большие потери. Хотя количество «краповых» вместе со спецназом ГРУ позволяло создать плотный заградительный огонь, не позволяющий бандитам отстреливаться в то время, когда группа захвата будет прорываться на дистанцию ближнего боя. Не знаю, как два отряда спецназа после серьезного спора выяснили отношения, но они сошлись между двумя холмами в месте, невидимом бандитам, и обсуждали дальнейшие действия. Причем кто-то не выключил свое переговорное устройство, и оно передавало в эфир отдаленные голоса. Старший лейтенант Родионов настаивал, чтобы захват осуществлялся спецназом ГРУ, а спецназ внутренних войск прикрывал прорыв армейских разведчиков. Командир отряда «краповых» хотел, чтобы все было наоборот.
Мы с дядей Васей и с Василием прислушивались к голосам в переговорном устройстве, когда Ананас сказал:
— Вертолеты, матерь их!
Вертолеты еще не появились на горизонте, но уже слышался шум их двигателей. Все мы невольно вжались в землю и постарались стать прозрачными и невидимыми. Тем не менее я быстрее других сообразил, что, пока вертолетов нет, следует продолжать наблюдение, тем более что переговорное устройство доносило до нас какие-то возбужденные голоса. Место, где сконцентрировались спецназовцы, не было видно с нижней позиции на нашем холме, то есть с точки, где сидели бандиты, но прекрасно просматривалось от нас. И я в бинокль хорошо рассмотрел, как между холмами на соединение с «краповыми» и армейским спецназом подошел большой отряд полицейского спецназа.
— Товарищ полковник, звук добавьте, — попросил я.
Карамзин добавил в переговорном устройстве звук, хотя на полную мощность его все же не включил, и мы отчетливо услышали знакомый уже нам голос майора Алимпашаева. Майор при разговоре слегка повизгивал, но чувствовал себя, похоже, очень уверенно.
— Ты кто такой, старлей, чтобы здесь свои условия ставить?
— А вы кто будете, товарищ майор? — спросил в ответ старший лейтенант Родионов.
— Я командую операцией по ликвидации банды.
— Вы — майор Алимпашаев, я правильно понял?
— Да, я — майор Алимпашаев. И если ты, старлей, будешь пытаться здесь командовать, я тебя просто отстраню от участия в операции и поставлю над твоими людьми своего человека.
— Невозможно, товарищ майор, — проговорил Родионов спокойно и с какой-то уверенностью в голосе, которая даже мне передалась.
— Ты так думаешь? И почему же невозможно?
— Потому что вы уже не командуете операцией.
— Кто это меня отстранил, хотел бы я знать? Мне приказал лично заместитель министра внутренних дел республики. Я сам с ним по телефону разговаривал.
— Человек, содержащийся под стражей, то есть задержанный, не может командовать боевой операцией.
— Ты о чем говоришь, старлей? Кто находится под стражей? Кого задержали?
— Вы, товарищ майор, под стражей. Вас задержали, скоро предъявят обвинение и, я думаю, арестуют. Поэтому попрошу вас сдать оружие.
Я слушал разговор, не отрывая глаз от бинокля, и хорошо видел, как два автоматных ствола уткнулись майору Алимпашаеву в спину, а старший лейтенант армейской разведки снял с его плеча ремень «тупорылого» ментовского автомата. Другие бойцы спецназа ГРУ встали стеной между командирами и полицейским спецназом. Автоматы смотрели на полицейских.