Кайф в конце командировки
Шрифт:
– Ну чего?- обиженно спросил он.
– Ты на меня сердишься?- спросила она.- Очень? Я понимаю, что получилось глупо. Страшно стало, просто дух захватило.
– Чего же ты звонишь?
– Приходи...
– А ты опять?
– Нет, теперь приходи. Я уже почти не боюсь. Знаешь, как плохо одной?
– Если так, теперь уж ты иди!
Она помолчала немного. В трубке было слышно ее прерывистое дыхание.
– Я не могу долго быть смелой. Меня не хватает.
– Ну ладно! Хочешь, выйду тебя встречать?
–
Короткие гудки.
Полудин, то ли сопя, то ли ворча, снова оделся и оглядел комнату. Кровать расхристана, но неизвестно, как лучше: застелить ее или оставить готовой? Он погасил свет. Нет, так совсем темно. Зажег торшер. Свет погасить успею, пусть лучше горит, чтобы эта трусиха опять не испугалась. Усевшись в кресло, он поглядел на часы: десять минут второго. Дома они с женой ложатся не позже пол-одиннадцатого, потому что без пяти семь щелкает будильник и надо вставать. А тут - кайф!
Для храбрости он отглотнул еще водки и пожевал корочку. Глядя через щель в полутемный коридор, он ждал.
Она вплыла вихляющей походкой, как сказал поэт, и, ожидая приглашения, оперлась плечом о дверной проем.
– Я пришла,- она сделала шаг вперед к кровати и расстегнула пуговицу на кофточке - то ли оттого, что жарко, то ли хотела снять ее.- Что это ты рисуешь?
Листки с его расчетами так и лежали на полу, придавленные линейкой. Он качнулся, чуть не упал, поднял бумажки, разложил на одеяле и кратко описал ей идею нового транспортера.
– Ты гений!- она расстегнула еще одну пуговицу.
Полудин не был уверен, что она что-либо поняла, но жена ему так никогда не говорила. Насколько мог, стремительно поднялся с кресла, взял Ингу за руку и потянул к себе. Она приблизилась послушно, будто загипнотизированная. Он обхватил ее за плечи и прижал так, что захрустели кости. Защищаясь, она впилась ногтями ему в спину.
– Сумасшедший! Гангстер! Супермен чертов!- задыхаясь, стонала она.Ты дверь запер?
Как же он про дверь-то забыл? Полудин разжал руки и побежал к двери, по дороге больно ударившись локтем о шкаф. А вернулся - она прошмыгнула к кровати и погасила торшер. Прошелестела молния, упало на пол платье, стукнулись туфли. Он видел ее силуэт на фоне окна, слышал ее дыхание, чувствовал тепло и шел на это тепло осторожно, будто слепой.
Инга положила холодные ладони ему на уши. Оранжевые отсветы рекламы "Hotel Penza" дрожали у нее на волосах, придавая ей неземной вид. Казалось, она сама дрожит - от любви к Полудину или оттого, что в номере прохладно. Он рванулся вперед, но она юркнула под одеяло. Остались одни глаза и черные волосы, разметавшиеся на подушке. Он стал стаскивать собственную одежду, впопыхах отрывая пуговицы и думая о том, что забыл Ингу сперва напоить. Ведь это принципиальная ошибка, так все говорят.
– Иди ко мне, глупыш! Иди же...
Впрочем, "глупыш"
Сняв часы, Полудин взглянул на них. Часы стояли: вчера утром он забыл их завести. Сколько прошло времени, пока, ожидая ее, он проиграл всю ситуацию в голове, установить невозможно. Она наверняка уже спустилась. Если спустилась...
Дверь в коридор все время была открыта. Если б Инга прошла мимо, он бы не мог не заметить. Швырнув в раковину окурок, он подошел к двери в нерешительности. Нелепое, взвешенное состояние. Планер оторвался от земли, но не попал в воздушный поток, который должен поднять его. Надо сесть на землю, пока не швырнуло.
Полудин захлопнул дверь, пнул ногой отвалившийся кусочек штукатурки и стремительно вернулся. Он еще отглотнул из бутылки и сморщился от дряни, которую называют водкой. Наверно, уже третий час. Хотелось лечь в коридоре и заснуть. Собрав остатки сил, он, качаясь, добрел до кровати.
Но стащить с себя брюки не успел: телефон зазвонил на всю гостиницу.
Он снял трубку и ждал. Она набрала его номер и хотела, чтобы он спросил первый. Они молчали, дыша друг на друга по проводу. Он скрипел зубами, стоя в одной брючине.
– Ты сердишься?- наконец спросила она.- Понимаешь, духу не хватило. Скажи мне что-нибудь. Все, что хочешь, только скажи!
Надо было обматерить ее, но раздражение уже прошло.
– Спать пора,- устало и равнодушно промямлил он.
– Пора,- послушно согласилась она.- Но не хочется.
– А чего же тебе хо...- он не договорил.- Откуда ты вообще меня знаешь?
– Я? Видела тебя в "Каса маре".
Конечно, в зале "Каса маре" она видела его, раз привезла молдавское вино! Он же там был и сам мог сообразить.
– Помнишь? Ты еще сказал: "Вот это вино!"
– И что? Все говорят: "Вот это вино!"
– Конечно, все. Но тогда сказал ты. Думаешь, я дура, да?
– Почем я знаю.
– Я не дура, честное слово... Просто я пошла за тобой в гостиницу. То есть не за тобой, а к себе.
– Утро скоро. Зачем звонишь?
– Не знаю. Мне не с кем поговорить. Может, придешь?
– Ну уж нет! Хватит, поговорили! Положи трубку.
– Не желаешь говорить? Может, ты тоже подонок? Клади сам.
– Я? Да я...
Он в сердцах бросил трубку. Хмель не прошел, но принял форму озлобления. Он мужик, в конце концов. Будто он сам не может решить, как поступить, идет на поводу у сопливой девчонки, которую и видел-то пять секунд через дверную щель. И вообще у него свой взгляд на вещи. Да если бы он всерьез захотел, он бы своего добился. Просто лень было. Ишь ты, поговорить!..
Наверно, уже три. Спать. Немедленно.
Забыться, тихо и блаженно, на удобной кровати, одному - такой кайф еще лучше.