Кайкен
Шрифт:
— Корейцы.
— Черт. А я прочла статью в «Эль»…
— Проехали.
Это стало у них вечной темой для шуток. Год за годом Сандрина из кожи вон лезла, стараясь найти для Наоко очередной японский ресторан. И через раз оказывалось, что его владельцы — китайцы или корейцы.
Она раскрыла меню. Не стоит расстраиваться из-за пустяков, уж лучше сполна насладиться стадией ремиссии. Вот уже неделя, как к ней после бесконечных воспалений слизистых вернулись вкусовые ощущения.
— Я буду маки мориавасэ. [7]
7
Маки мориавасэ — ассорти из роллов.
— Это не суши, а маки. Маки значит «заворачивать».
Наоко сказала это резко, даже с ноткой горечи. Сандрина уже поняла, что подруга сегодня не в настроении.
— Ну а ты? — спросила она непринужденно. — Что будешь?
— Сойдет суп мисо.
— И все?
Японка не ответила. Глаза у нее были такие черные, что не удавалось отличить зрачок от радужки.
— Снова поругались с Оливом?
— Да нет. Он засел у себя в подвале. Мы совсем не общаемся. Да и все равно сегодня вечером он уедет.
Подошел официант, чтобы принять заказ.
— Тогда что не так? — После короткой паузы Сандрина предпочла вскрыть нарыв.
— Все как обычно, не хуже и не лучше. Просто я сегодня встала не с той ноги. Мой брак — это полная катастрофа.
— Оригинально.
— Ты не понимаешь. Мне кажется, Оливье меня никогда и не любил.
— Многие женщины спят и видят, чтобы их так не любили.
— Оливье любит Японию. — Наоко покачала головой. — Он любит мечту, идею. Что-то совершенно со мной не связанное. Да он уже два года ко мне не прикасается…
Сандрина подавила вздох. Битый час проторчать в пробке, чтобы изображать психолога. Ну и пусть. Изысканный акцент Наоко, так и не научившейся выговаривать «р» и «ю», казался ей музыкой.
— Его чувство ко мне всегда было абстрактным, — продолжала Наоко. — Сперва я думала, что это обожание обретет конкретную форму, что он разглядит в японке женщину. Но вышло наоборот, его одержимость только усилилась. Он ночи напролет смотрит фильмы про самураев, читает авторов, о которых я понятия не имею! Слушает всякое старье для кото, которое в Японии услышишь разве что на Рождество в больших магазинах. Ты бы хотела жить с мужиком, который целый год проигрывает «К нам приходит Новый год»?
Сандрина молча улыбнулась. Официант шел к ним с блюдом в форме корабля, полным сырой рыбы, которую украшали розовые вкрапления имбиря и зеленые горки васаби. Она уже предвкушала предстоящее наслаждение. С тех пор как у нее обнаружили рак, любое, даже самое ничтожное удовольствие стало для нее чем-то вроде последней сигареты смертника.
Наоко обеими руками ухватила миску супа и, не отрывая глаз от стола, продолжила:
— Сейчас он как безумный подсел на диалоги из старых музыкальных комедий студии «Шочику». Заказал через Интернет какие-то левые диски и слушает их по кругу, не понимая ни слова. По-твоему, это нормально?
Сандрина сочувственно кивнула и взяла очередной рулетик из водорослей, тунца
— Через десять лет брака я так и не знаю, понял ли он, что я — живая женщина. Прежде всего я — экспонат в его музее.
— Главный экспонат.
Наоко скептически поморщилась. У нее был чувственный рот. В профиль нижняя губа казалась чуть выпяченной, что придавало ей какую-то животную грацию. Сандрина не знала Японию, но ей доводилось слышать об историческом городе Нара, где на свободе разгуливают олени. И она всегда воображала, что Наоко из Нары.
— Он думает, ему дико повезло жениться на японке. Через меня его принимает моя родина. По-французски есть такое выражение, когда король делает кого-то рыцарем…
— Посвятить в рыцари.
— Вот-вот. Япония посвятила его в самураи. Он втянул в это даже наших сыновей. Иногда у меня такое ощущение, что они для него — генетический эксперимент, попытка смешать свою кровь с кровью моего народа.
Сандрине хотелось объяснить Наоко, что в жизни бывает и кое-что похуже. К примеру, когда тебе под сорок и у тебя нет ни мужа, ни детей, зато есть рак, который пожирает твою грудь, печень и матку.
Но Наоко видела проблему шире. Она развела руки, словно раздвигая границы своих страданий:
— В конечном счете у меня с ним та же беда, что и со всей Францией. Здесь я всегда была ярмарочным уродцем. Даже сейчас, узнав, откуда я родом, мне говорят: «Обожаю суши!» А бывает, что ошибаются и называют немы. [8] Или благодарят, сложив перед грудью ладони на тайский манер. А то и поздравляют с Новым годом в феврале, на китайский Новый год. Как меня это достало!
8
Немы — вьетнамские рулетики из рисового теста с начинкой.
Сандрина уже добралась до носа корабля. До чего же здорово снова чувствовать эти ароматы — йодистый вкус рыбы, едкую сладость имбиря, черную горечь сои. Словно любовные покусывания.
— Те, кто знаком со мной ближе, — прошептала Наоко все так же сосредоточенно, — спрашивают, правда ли, что у японок вагина уже.
— А это правда?
— Когда я приехала во Францию, — Наоко пропустила шутку мимо ушей, — я думала…
— Тебе хотелось стать француженкой?
— Нет. Всего лишь полноценным человеком, а не экзотическим сувениром. И уж точно не вагиной супермаленького размера.
— А ты-то его не разлюбила? — С набитым ртом Сандрина вернула мяч в центр поля.
— Кого?
— Пассана.
— Это уже в прошлом.
— А что в настоящем?
— Окончательный разрыв. За десять лет совместной жизни я так и не поняла, есть ли у нас общие воспоминания. Я испытываю к нему подлинную нежность, а заодно и жалость. И еще гнев, и… — Она замолчала, сдерживая слезы. — Нам больше нельзя жить под одной крышей. Мы друг друга на дух не выносим, понимаешь?
Сандрина взяла еще риса с сырой рыбой и проглотила не жуя. Господи, как вкусно!