Кайноzой
Шрифт:
– Не двигаться! – крикнул я, толкнул обратно на диванчик привставшего и загородившего дорогу пассажира, устремился к двери.
Ручка дошла до низа – и дверь распахнулась от очередного удара.
В проёме дверей стоял восставший.
Свеженький. Молодой парень лет двадцати. Наверное, совсем недавно я бы про него сказал «кровь с молоком» – был он крепким, с пухлыми, не знающими толком бритвы щеками, робкими усиками над губой. Они ехали по соседству с рестораном, в восьмом вагоне, пару часов назад я видел, как они садились – десятка три молодых парней в курсантской
А вот когда я проходил через их вагон – там было удивительно тихо. Я даже отметил мысленно, что дисциплина у курсантов на высоте, сели в поезд – и спать.
Да что же с ним случилось?
Никаких ран на парне не было. Просто умер и восстал? И никто из друзей-приятелей не заметил?
– У-у-у-эээ… – тяжело выдохнул курсант. Форма до сих пор сидела на нём ладно, будто на живом. Значит – даже не успел раздеться и лечь спать.
На какой-то краткий миг я вдруг предположил и тут же уверился, убедил сам себя, что это дурацкий, гадкий, омерзительный розыгрыш. Совсем молодёжь с ума посходила, восставшим притворился! Может, на спор, на слабо, «на американку»; может, от той удали, что кипит в двадцатилетних и во все времена толкает их на глупости.
И эта синюшность ещё недавно розового лица – всего лишь краска из детского набора, эти пустые мёртвые глаза с безжизненно-большими зрачками – глазные капли и немножко лицедейства. Сейчас я схвачу парня за плечо, встряхну, а когда он разразится хохотом – отвешу ему такую плюху, что он её и на пенсии вспоминать будет…
Я даже протянул к курсанту руку – как раз в тот миг, когда его мёртвые глаза неуверенно уставились на сидящую за столом женщину. Красивую, яркую женщину: длинные рыжие волосы, холеное лицо, глаза большие, выразительные, фигура, что называется, роскошная. Одета в чёрное вечернее платье «в пол», скрывающее только то, что надо скрыть, и туфли на каблуках. И это в вагоне-ресторане старого поезда!
Даже то, что сейчас женщина застыла, держа у открытого рта вилку с кусочком жареной свинины из котелка, её не портило.
– Уэээ! – протянул курсант уже бодрее, с воодушевлением. Лицо его мелко задёргалось, руки затряслись. У свежих восставших очень плохо с моторикой.
Нет, это не было глупой шуткой.
Это был восставший.
Пару часов назад, на перроне, он смотрел бы на эту женщину с совсем другим вожделением.
А теперь она для него была всего лишь живой пищей, к которой его неудержимо тянуло. С секунды на секунду восставший ускорится и метнётся к жертве…
Я выдернул из скрытых под пиджаком ножен короткое мачете «Голок» – и рубанул бывшего курсанта по плечу.
– Эээээ! – заворчал восставший, поворачиваясь ко мне. Из глубокого разреза медленно сочилась, пропитывая темно-синюю форму, густая кровь. Движения курсанта убыстрились, заметно лишь для тренированного взгляда – но у меня он очень тренированный. Через мгновение восставший перейдёт в стадию
Вот тогда я и ударил второй раз, снося ему голову.
Рыжая женщина вскрикнула, когда тело тяжело упало к её ногам. Я заглянул в тамбур – там никого не было, захлопнул дверь, обернулся.
Все посетители вагона-ресторана смотрели на меня. Колёса стучали, женщина кричала, а так – было тихо.
– Кваzи! – крикнул я. – Есть кваzи на территории?
Молчание.
Рыжеволосая перестала кричать. Быстро собралась, молодец.
– Кваzи! – ещё раз позвал я.
Тишина.
Да я и сам прекрасно помнил, что ни одного кваzи в вагоне-ресторане не встретил. Ну что за незадача – поезд идёт в Питер, в их столицу, и никого из разумных мертвяков рядом нет!
Мой недавний собеседник внезапно поднялся и с возмущением выкрикнул:
– Вы убийца! Вы убийца и садист!
– Почему? – удивился я, косясь через мутное дверное стекло в тамбур.
– Восставших надо арестовывать! Их нельзя мучать! Вы специально вначале порезали парня, я видел!
– Да, – признал я. – Специально. В надежде, что это всё-таки глупая шутка и передо мной человек… Эй, Володя, оружие есть?
Бармен полез рукой под стойку и вытащил здоровенный нож. Дверь, ведущая на кухню, приоткрылась, высунулся повар – дядька постарше и покрепче. У него в руках был внушительный тесак. Ну, хоть что-то.
– Я иду в шестой вагон, – сказал я. – Кому по пути – можем прогуляться.
– В случае появления восставших положено изолировать вагоны друг от друга путём закрытия межвагонных переходов, сообщить о происшествии машинисту и начальнику поезда, после чего ждать помощи! – отчеканил бармен.
– Молодец! – сказал я одобрительно. – Вот так и действуй! А я пойду. Желающие присоединиться есть? Желающих присоединиться…
– Пожалуй, воспользуюсь вашим предложением, – сказала рыжеволосая женщина и встала из-за стола. Платье заструилось вдоль её тела.
Я с сомнением окинул её взглядом – с головы до ног. К голове у меня претензий не было. К ногам тоже, но вот туфли…
Женщина сбросила туфли, оставшись в коротких белых носках, потом приподняла платье и кивнула мне:
– Режьте. По колено. Можно чуть выше.
– Да ничего себе! – воскликнул я с восхищением. Оттянул подол – блин, настоящий шёлк, небось платье стоит, как крыло от самолёта. И аккуратно начал вспарывать платье лезвием мачете, предварительно вытерев его о брючину несчастного курсанта.
– Он сумасшедший! – воскликнул мой недолгий сосед по столу. – Нет, ну вы посмотрите, посмотрите, он сумасшедший, он опасен! Где он взял мачете? Ты где взял мачете, признавайся!
– На «скорой помощи» работал, украл у умирающего пациента, – ответил я. Кивнул женщине: – Пошли?
– Сейчас. – Она стоптала отрезанную половину платья, перешагнула, подошла к бармену Володе. Взяла из его рук рюмку – когда налить-то успел и кому? Себе, наверное… Выпила залпом. Потом взяла из его рук нож – бармен не пытался спорить, и, покачивая бёдрами, пошла ко мне между столиками.