Кайсе
Шрифт:
Гаунт прекрасно понимал, что власть может быть столь же опасной, как проникающая радиация, и вся возня с заключением сделок отдает зловонным душком торговли властью. В Вашингтоне либо ты у власти, либо ты никто. Элита, находящаяся у власти, правит страной — единственной оставшейся в мире супердержавой, — и этот факт служит достаточным основанием для лжи, обмана, вымогательства, нарушения всех святых заповедей. Жажда власти неистребима.
Эта власть, подобно вирусу, проникшему в кровь, разъедает души и определяет мотивы принятия решений. Гаунт настолько часто встречался с действием этого вируса, что сейчас
Каждый раз, возвращаясь в Вашингтон, Гаунт чувствовал призраков в шорохе влажного ветра с Потомака, в шелесте вишневых деревьев у водоемов, слышал, как они смеются над ним с высот Капитолийского холма. В определенном смысле его отец никогда и не покидал этого города — власть удерживала его здесь даже после смерти.
Лоббист, на котором Гаунт остановил свой выбор для ведения дела по политическому урегулированию вопроса о будущем компании «Томкин индастриз», в предыдущей администрации занимал пост государственного секретаря. Он был умеренным консерватором, всеми глубоко уважаемым, — в высших коридорах власти перед ним всегда горел зеленый свет. В отличие от большинства других политиков он выиграл свою битву с вирусом.
Офисы Терренса Макнотона располагались на респектабельной Джи-стрит в здании, которое благодаря своему викторианскому архитектурному стилю ночью казалось обиталищем призраков и, несомненно, было им, но не призраков из фильмов ужасов, а влачащих почти призрачное существование чиновников из нынешней администрации, стряпающих свои тайные директивы с грифом «Особой важности».
Впрочем, импозантный фасад дома, в котором Макнотон вершил свои дела, мало чем отличался от других фасадов на Капитолии, за которыми также заключались сделки, делались деньги, процветали сила и власть.
Макнотон был высоким техасцем с бронзовым от загара лицом, голубыми, слегка раскосыми глазами и густой серебристой шевелюрой. Его продолговатое, с печальным выражением глаз лицо украшал римский нос, да еще оно иногда озарялось искренней улыбкой, отработанной в ходе многих предвыборных кампаний в дни его молодости. Он; был как старая перчатка, хорошо подогнанная к руке.
Как только ему доложили о прибытии Гаунта, он моментально вышел из офиса, протягивая руку для крепкого рукопожатия. На нем был темный костюм, белая рубашка и тонкий галстук с булавкой ручной работы, выполненной в форме кривого ножа из серебра и бирюзы.
— Проходи, — сказал он сочным баритоном. — Рад тебя снова видеть, Харли...
Когда они вошли в офис, Терренс захлопнул дверь ударом каблука своего ковбойского сапожка.
— ... впрочем, черт возьми, было бы лучше встретиться при более благоприятных обстоятельствах.
Гаунт выбрал покрытый чехлом стул и уселся.
— Так каковы же обстоятельства?
Макнотон что-то
— Обстоятельства, — повторил он, пытаясь придать своему длинному телу подобие сидячего положения. — Их можно выразить в трех словах: сенатор Рэнс Бэйн.
— Сенатору нужен я.
— Ему нужен Николас Линнер, но сенатор не может его найти. Ты знаешь, где он?
— Его нет в Токио. Не имею представления, где он может быть, — ответил Гаунт.
— Надеюсь, что это так, — Макнотон распрямил свои длинные пальцы, взглянув на потолок. — Я знаю Рэнса целую вечность. Мы росли в соседних городках. Мой брат почти целый год бегал на свидания к его сестре. Я долго и с беспокойством следил за его карьерой. Этот человек подвержен различным маниям, и сейчас его обуревает идея выкинуть японцев из американского большого бизнеса. Для него объединение «Томкин индастриз» с «Сато интернэшнл» стало молниеотводом, своего рода символом, если хочешь, всего того, что он считает неправильным в международных деловых отношениях.
Макнотон вытянул ноги. Расслабившись, он снял напряжение и со своего гостя.
— То, что компания Линнера вовлечена в разработку перспективного проекта создания новейших компьютеров, довело сенатора до белого каления. Он хочет задавить Линнера обвинениями, он хочет покончить с этой совместной компанией раз и навсегда.
— Какого рода обвинения он может выдвинуть против Линнера? — тревожно спросил Гаунт. — Ник не сделал ничего незаконного.
— Ты уверен, что это заявление чего-нибудь стоит? Ты можешь поклясться в том, что тебе известно все, что происходит в «Томкин-Сато»?
— Нет, но я... знаю Ника. Он не мог...
— Не так все просто, сынок. Я слышал сплетни. Нечто вроде того, что «Томкин-Сато» использует технологию, полученную от «Хайротек инкорпорейтед» для производства своей модификации компьютера «Хайв» и сейчас гонит свою продукцию за рубеж по завышенным ценам. «Хайв» — это собственность правительства США. Неправильное пользование этой собственностью попахивает изменой.
Гаунт холодно посмотрел на сидящего перед ним пожилого мужчину.
— Продолжай, Терри. Я все равно не верю в это дерьмо.
— Дэвис Манч думает иначе. Это следователь из Пентагона, прикрепленный к Комиссии Рэнса.
— Параноидальный бред в чистом виде.
— Зависит от того, что накопает Манч и его ищейки...
— Ничего дурного там накопать нельзя.
— На все можно взглянуть под разным углом зрения. А уж они постараются придать своим находкам зловещий оттенок.
— Эй, мы же в Америке, Терри. Здесь не принято подобным образом помыкать людьми. Я имею в виду, не на этом уровне, а в общенациональном плане.
Терренс язвительно посмотрел на своего гостя.
— Довольно сомнительное заявление, сынок, особенно странно слышать его из твоих уст, но даже если и принять его к рассмотрению, нам все равно никуда не уйти от Рэнса Бэйна, а ведь у руля стоит он, и подобной личности у нас не было со времен... ну, как это одиозно ни звучит, сенатора Маккарти.
Уровень обеспокоенности Гаунта угрожающе пополз вверх.
— Так что же ты предлагаешь, — спросил он, — подвести черту?