Каюр

Грим

Дознаватели были не столь впечатлительны. Им она примелькалась. А может, на мне сказывался продолжительный карантин.

– Маньяков, словно магнитом, манит, - говорил между тем Накир, в то время как я пытался избавиться от наваждения.
– Со страшной силой, неудержимо почти. У нас восемь нераскрытых убийств этой женщины. Три ее трупа так и не были найдены. Говорят, что при жизни были не менее хороши. Наверное, сексуальная аура вместе с личностью мигрирует из тела в тело, как вы считаете? Пришлось устраивать ее секретаршей, чтоб все время была на виду. Живет на складе улик. Да вы не ерзайте. Может, к табуретке вас приторочить? Как того Одиссея к мачте, чтоб не кинулся на сирен.
–

Он немного понаблюдал, как женщина наполняет чашки.
– Я б и сам кинулся, да не позволяет полицейское целомудрие. Однако двигайте ближе свою табуреточку. Не бойтесь, она не привинчена. Чай будем пить, а то - ничего не евши, ничего не пивши, ничего никому не скажу.

Его словесная живость плохо сочеталась с чеканными чертами лица, холодными в своей арийской надменности. Подвижность, с какой он сновал, меняя места и позы, жестикулировал, сопровождая свои никчемные речи, подошла бы комику немого кино, но не этому телу.

Не то Мункар. Он как уселся на свой стул, так и прилип к нему. Тем не менее, было в его сидении нечто зловещее. В его уродливости - свой смысл. Иногда специально выбирают себе лицо простака или мудреца или сатира. Не обинуясь, напяливают личины, скопированные с известных в прошлом людей. И даже заимствуют черты от различных особей. Люди скрытные пользуются такой возможностью всяко. В профиль - например, Грибоедов, анфас - Наполеон. Или придумывают себе такое, что далеко отстоит от истинных интересов, специфики службы и внутреннего мира самой личности. Иногда это связано с профессией: политик, жулик, шпион. Или как в нашем случае - сотрудник депо.

Резон в этом есть. Мы еще не вполне подстроились под обстоятельства жизни в бесконечно долгом континууме времени, и человек с архетипическими чертами лица подсознательно внушает мысль о его мудрости или свирепости, умственном превосходстве и жизненном опыте, что в профессии дознавателя далеко не лишнее. Не исключено, что Мункар выбрал внешность стареющего сатира сознательно. Теперь, когда я знал его призвание и профессию, к моим первым догадкам в лифте я мог добавить и эту.

Впрочем, я могу и обманываться на его счет. Возможно, душе его кротость присуща и рано или поздно проступит на некрасивом лице. Вы еще моего Джуса не видели.

Дознаватель склонился над бумагами, что-то высматривая. Я перенес внимание на более красивый носитель. Тем более, что женщина обратилась ко мне.

– Они меня Сусанной зовут, зовите и вы, - сказала она.
– На самом деле он все наврал про меня. Я тут девушка на побегушках. Обеспечение печеньем, чаем потчеванье. Пиво, сухарики в конце дня. Поддерживаю имидж, привлекаю клиентов к нашему заведению. Возбуждаю, раскручиваю на разговор.
– Говоря это, она то и дело взглядывала на меня.
– Я здесь с тех самых пор, как ввели мораторий на смертную жизнь. То есть в убойном отделе депо - самая старослужащая.

– Наша святыня, - вставил Накир, - бабушка ППЖ. Плесни и мне, старушка.

– А вам? Покрепче?

Я кивнул. Допрос становился странным, выбивался из ряда других. С чаепитием и такими женщинами меня еще не допрашивали.

– Да, взбодри его.
– Мункар отхлебнул из своей голубой чашки.
– А то он что-то вялый совсем.

Когда что-то идет странно, надо прислушаться. Сделаться осторожней. Не исключено, что происходящее искажено нечуждым вмешательством.

– Не стесняйтесь, налегайте на наши гостеприимства, налетайте на них, - суетился Накир.
– Прошу прощенья, но у нас скудный бюджет. В отличие от бюджета раскрученного каюра, каковым, без сомнения, являетесь вы.

– Пользуетесь спросом на рынке убийств?
– тихо спросила Сусанна.

Накир ухмыльнулся.

– Да он последние сорок

лет не убийством не промышлял. То солдат, то каюр. Тоже своего рода мономания.

– Не ответите даме, как того требуют вопросы взаимной вежливости?
– сказал Мункар, глядя, однако, мимо меня на Сусанну - у нее лилось через край, вокруг моей чашки расползалась лужица.

Будет спрос, буду и я. К своим противозаконным занятиям я относился не столь негативно, считая их чем-то средним меж деятельностью туроператора и психотерапевта с элементами шоу-бизнеса и плутовства.

– Нет, ничего. Вопрос риторический. Можете не отвечать, - сказала Сусанна.
– Ах, извините. Всю заварку на вас извела.

Она принялась собирать лужу салфетками.

– Воспользуюсь вашим отводом, - сказал я, - промолчу.

– А зря, - сказал Накир.
– Она интересная собеседница. Видите ли, работа у нас требует умственной изощренности. А личная жизнь в одиночестве - умения постоять за себя. Особенно с тех пор как ее оставил восемнадцатый муж. Есть в ней все-таки такое, что мужей и маньяков притягивает. Вас не притягивает? Супружеские соображения не приходят на ум? Кто-нибудь другой, наделенный дерзостью, уже сделал бы ей предложение и ушел от ответственности перед нами - мы своих и сами не обижаем, и в обиду никому не даем.

Что из того, что обделены чадородием? Снабжены вожделением, и то хорошо. Возьмете андроида на воспитание. Нет, вы взгляните: столь ярко выраженная женщина ужель не прельстит? С такими-то характеристиками. Вот только пойдет ли сама? Ведь с другой стороны, хорошее дело браком не назовут.

– Я ценю ваше остроумие как интеллектуальный продукт, - сухо произнес я.
– Однако такое я уже неоднократно слышал. Продукт протух, удивляюсь, как вы не заметили.

– Свои шутки не пахнут, - буркнул Мункар, не одобрявший, по-видимому, шутовства.

– Да, действительно, - сказала Сусанна.
– Эта шутка стара давно. Без юмора ты краше, дружок.

– И все же я не могу от него совсем отказаться, - сказал Накир.
– А вернее, отделаться не могу. И, как говорит мой психоаналитик, нечего психовать. Как же можно без юмора? Вы еще Сусанну не слышали. Ах, нет, не отдам я ее за вас. Ей только хуже с этими мужьями. Не умоляйте и не подмигивайте.

Но я подмигнул. Вопреки своему намерению оставаться неженатым вечно. Ничего не мог с собой поделать: нервное. Мункар к моему ужасу в ответ скорчил такую рожу, что хоть под стол ныряй, гораздо кривее той, что я видел в лифте. У него та же беда, догадался я, только в более запущенной форме. Я так растерялся, что подмигнул еще. Он не заставил ждать с ответной гримасой. Так мы - через стол друг от друга - гримасничали с минуту. Накир за это короткое время в спазмах смеха до икоты дошел, я думал, у него дыхание кончится. Сусанна ("Я вам свеженького заварю!") крупными шагами устремилась к двери.

Прочие телесные недостатки в лазарете мне устранили. Мой куратор сказал, что и это пройдет. Оставалось положиться на это Соломоново утверждение. И действительно, последнюю неделю тик беспокоил реже, так что я даже почти забыл о нем. Вначале же левое веко вообще не открывалось.

Раньше, в первый порубежный период, те или иные физические неполадки случались чаще. Я помню дикие головные боли в одно из своих воскресений. Сладить с ними врачам удалось далеко не сразу. Бывало - к счастью, не со мной - и такое: ступор, обмороки, вспышки агрессивности, светобоязни, внезапная слезливость, неконтролируемое и обильнейшее слюноотделение. Онемение конечностей, дрожание рук. Остановки дыхания, сердца, скачки давления и прочие нарушения гомеостаза. Опухоли, паразитов и не такие уж редкие атавизмы (хвост, шерсть) удаляли еще на пустом теле.