Каюр
Шрифт:
Дверь вагончика была не заперта. Мы вошли. Грибоедов открыл жалюзи, и в помещение от лампочки на ближайшем столбе влился свет. Под окном был откидной стол и пара тоже откидывающихся сидений, как в железнодорожном вагоне былых времен. В дальнем углу стоял металлический шкаф. Стены были обшиты пластиком, который кое-где поотстал, обнажив детали каркасных конструкций. К одной из таких конструкций он меня и пристегнул, профессионально защелкнув наручник на моем запястье, а потом на стальном профиле. Я и сообразить ничего не успел, недоуменно дергая руку.
– Спокойно, дядя. Фининспектор пришел, - сказал Грибоедов совершенно другим тоном, твердым и немного насмешливым.
– Финансовый?
– тупо спросил я, подергивая цепочку. Впрочем,
– Финальный, - сказал лже-Грибоедов.
– Бога прогневишь - смерти не даст, как говорит народная мудрость. А еще она говорит: на Бога надейся, а сам не плошай. Мы с тобой тоже не станем плошать. Пока это Господь нас приберет... А при нынешнем разгуле депо Ему и вовсе затруднительно будет.
– Так ты с ним заодно? С этим...
– спросил я, сам сознавая, что говорю очевидную глупость. Джус, конечно, в этой истории совсем ни при чем.
– Еще чего. Я в одиночку работаю, - сказал Грибоедов-Каспар.
Будь у меня хотя бы полчаса времени, а в руке что-нибудь увесистое, я бы выломал арматуру из хлипкой стены. Я бы за полчаса весь вагончик разнес на кусочки. Однако ни времени, ни железяки этот бывший Грибоедов мне подсовывать не собирался. Он открыл шкаф и вынул оттуда полупрозрачную пластиковую канистру, под горлышко заполненную содержимым. Двадцать литров, вполне достаточно, чтобы спалить и меня, и вагончик, если это бензин.
– Да, но как тебе тело так быстро спроворили?
– Дурачок, - сказал оборотень.
– Да ты присмотрись, это ж статус-стандарт. Такие подсовывают интеллигенции. У тебя стандарт полицейского, уж извини. Я-то о теле заранее позаботился. Чтоб ты меня за Грибоедова принял. Сам Грибоедов давно выписался.
Собственно, большого сходства не требовалось. Предыдущего Грибоедова я почти не знал. Достаточно было приблизительного соответствия протопортрету работы Крамского.
– А очки?
– Да что очки.
– На секунду его интеллигентский профиль замер на фоне окна. За окном мне почудилось какое-то движенье. Впрочем, в этой моей последней жизни мне постоянно что-нибудь чудилось.
– Можешь сам нацепить любые. Вот нога - это существенно. Хотя могли быть и более трагические изъяны.
– Выходит ты знал, что у тебя с той ходкой ничего не получится? Заранее подготовился ко второй?
– Почему не получится? Кое-что получилось. Ты теперь очень другой. А следующая ходка тебя еще глубже опустит. И не думай, что я на этом остановлюсь. Будет еще и еще, если понадобится. Нас воскресят, возможно, накажут, но рано или поздно я снова тебя найду, чтобы опустить в самое беспросветное лузерство.
Сбросив личину, он внутренне преобразился. Стал энергичен, весел, агрессивен, зол. Словно и не был в аду, и явно находил удовольствие в своем положении. У меня даже мелькнула мысль: уж не за счет ли моего лузерства он так воспарил? Впрочем, это соображение возникло значительно позже.
– Зачем ты со мной так?
– спросил я. И уточнил.
– С нами.
– Так надо. Для твоего блага. Для нашего, - в свою очередь уточнил он.
– Ты даже не представляешь, насколько мы друг с другом повязаны. Если б ты знал истину, брат, и если б ты ее принял так же, как я, без выпендрежа и сомнений, то... Всё склонилось бы пред нами. И Европа, и Азия. И черножопая Африка с Кейптауном на конце.
– Он нагнулся над канистрой, свинтил крышку. В канистре оказался и вправду бензин.
– Все со временем объясню. Вот только сойдемся поближе. Возможно, после этой ходки скажу. Или прямо там, если не забуду. Ты мне напомни - тебе ж интересно, не мне.
– Душегуб!
– машинально сказал я, в тот же миг осознав, насколько это слово оказалось уместно.
– Надо же, сколько сказано за один вяк. Думаешь, ты лузер? Нет. Ты только предисловье к нему. Легкая степень понурости и ничего больше. Маленький маньякально-депрессивный психозик. Ребеночек-то... Я тебе матерого подсажу... Ты еще не знаешь, что значит быть лузером. Вот Стальной
– Нуте-с, начнем кончину... Знаешь, не люблю эту букву. И это слово, что начинается на букву П и кончается так внезапно.
– Говоря так, он нацарапал гвоздем на стене какой-то каббалистический знак, похожий на букву Ц.
– Будешь душу мою губить?
– Нет, любить, - ухмыльнулся Грибоедов-Каспар
– Опять что-то вколоть собираешься?
– Обойдемся. Наркотик - чтоб опустить. А ты и так опущенный. Совершим маленькое аутодафе. Осуществим в реале намерение Яги. Зря ты тогда сбежал, сейчас бы уже всё позади было. Главное, чтобы вместе.
– Из стального шкафа он вынул еще пару наручников и пристегнулся левой рукой к моей, тоже левой.
– Это существенно.
После чего он ногой попытался опрокинуть канистру, поставленную с таким расчетом, чтобы он до нее дотянуться мог, а я нет. Он не учел, что мой статус-стандарт, к которому он пару минут назад отнесся немного презрительно, был наделён большей физической силой, которой я тут же воспользовался. Досадно, конечно, однако и на старуху бывает проруха. Особенно в новых телах. Да и я отвлекал его, с толку сбивал своими расспросами. К тому же у него оставались проблемы с ногой. Однако если у меня обе руки были прикованы - одна к стене, другая к Каспару - то у него правая оказалась свободной. И он без промедления принялся ею орудовать, норовя угодить мне в лицо. Прикрыться мне было нечем, оставалось уворачиваться да работать ногами. Вероятно, мы б до утра молотили друг друга, пока не пришел бы прораб и не избавил бы нас от взаимного избиения. Или пока мы совместными усилиями не развали б вагон.
Вместо прораба явился некто другой.
– Чтоты-чтоты-чтоты!
– услышал я знакомый возглас.
– Какой кик!
– Выполнив традиционный жест изумления-отвращения-восторга, Джус посветил фонариком - на стены, на нас, на канистру, закрыл её крышкой и выбросил в дверь.
– Еле угнался за вами. Вы не могли бы для прогулок полегче выбрать пендюлей?
– вольной цитатой из недобитого мной Грибоедова вопросил он. Мы, тяжело дыша, щурились на свет фонаря.
– Я не знаю, что вас так раздражает друг в друге. Но думаю, тот из вас, кто будет мне другом, всё объяснит. Господин Торопецкий...
– Он направил луч на меня.
– Господин Моравский, он же товарищ майор...
– Луч скользнул по Каспару.
– У кого из вас ключи от браслетов?
Ярость бурлила во мне. Контролировать эмоции в силу известных причин я не мог. Воспользовавшись замешательством Грибоедова, я ударил его головой в переносицу, он откинулся на стену и сполз на вагонный пол.
Так что дружить Джусу пока что придется со мной.
В ходе дружеских отношений выяснилось, что Джус давно меня вычислил как лузера. Он вообще лузерами интересовался по каким-то своим соображениям. Конечно, он не догадывался, что именно Каспар на меня порчу навёл. Однако понял, что я кого-то боюсь и ожидаю неладного. И что мои негативные ожидания сосредоточены на нем. Заинтригованный, он стал ко мне присматриваться. К тому же он был заинтересован во мне, что выяснилось значительно позже. О нашей драке с Моравским он разузнал через женский персонал госпиталя - руководствуясь правилами утонченного ухаживания и изысканной кулинарии. Не исключено, что он-то и спровоцировал развитие событий, хотя передо мной это начисто отрицал.