Каюсь. Том Второй
Шрифт:
От этих нравоучений у меня буквально пропал дар речи, я смотрел на Гордеева, как баран на новые ворота и ни черта не мог понять, в душе же вспыхнула дикая ярость, когда осознал, что моей Янке что-то могут сделать, а также что именно она стала рычагом давления на меня.
– В каком смысле «ошейничек» обеспечили? – процедил я, дрожащим от гнева голосом.
– Да не пугайся ты, нормально все с твоей девчонкой. Малость крылышки ей урежем, чтоб тебя не баламутила, а слушалась и все. Иногда бабу надо направлять, чтоб лишний раз дров не ломала. Так что направляй, воспитывай и семью создавай,
– Богдан Юрьевич, я не хочу с вами конфликтовать, поэтому давайте, вы не будете лезть туда, куда не следует. И уж тем более, к этой девочке. Иначе мы на этом закончим наши дела. Я вообще удивлен, что вы интересуетесь такими вещами, - закончил я со снисходительной улыбкой. Ну, смешно же ей богу. Но Гордеев считал иначе.
– А чему тут удивляться, если даже один из самых сдержанных людей теряет голову и творит черте-что из-за девчонки, у которой молоко еще на губах не обсохло? Я разговор, помнишь, с чего начал?
Я вспомнил размышления на тему, что за каждым мужиком стоит баба, и картинка стала полной, это даже вызвало желание поаплодировать Гордееву, его мастерству выстраивать в диалоге причинно-следственные связи.
– Вот то-то же! – резюмировал он, и помедлив немного, пояснил, - А интересуюсь я всем и каждым, Олег Александрович, иначе не был бы там, где я есть. Но в первую очередь, необходимо быть в курсе, кого мои люди трах*ют и насколько это серьезно. Тебя, похоже, серьезно прихватило, поэтому не вижу смысла это недооценивать. И чтобы нам с тобой в дальнейшем не конфликтовать, принял меры. Ты же теперь сам разруливай, чтобы я больше не лез «туда, куда не следует», потому что соскочить уже не получится, Олег. Теперь только вперед и никак иначе, так что давай, настраивайся на работу, решай свои дела.
На этом тема была закрыта, хотя мне многое хотелось сказать и вообще послать Гордеева с его дебильными рассуждениями и методами организации труда. Нет, на самом деле, это все, конечно, в чем-то правильно и верно, но кому хочется стать объектом подобной казуистики? Мне не хотелось, и уж тем более, впутывать в это все Янку. Но поскольку соскочить действительно уже никак не получится, ибо Богдан Юрьевич не тот человек, которого можно послать без каких-либо последствий, то лучше было бы оградить Чайку от этих дел, отдающих душком опасности. Но «ошейничек» уже одет, и нужно для начала разобраться, что он из себя представляет.
В общем, час от часу не легче. От Гордеева я уехал с самым поганым настроением и тяжестью на сердце. Мысли о Янке не давали покоя. Было чувство, что у меня в нутре покопались грязными ручищами. Я, конечно, понимал, что никто мою Чайку и пальцем не тронул, и навряд ли Гордеев принял какие-то серьезные меры, но сам факт, что посторонний человек вот так запросто добрался до моей девочки пугал. Это было недвусмысленным предупреждением. А ведь Миха меня предостерегал. Я и тогда все понимал, но понимать – это одно дело, а прочувствовать –совершенно другое. Расслабился я, короче. А в политических игрищах – это непростительно.
– Привет, Алён!- отвечаю на звонок, остановившись на светофоре.
– Привет! Занят?
– Не особо. Что-то случилось?- спросил обеспокоенный ее расстроенным голосом.
– Случилось, но тебя, наверное, новости порадуют, – сыронизировала подруга.
– Интересно девки пляшут. – прокомментировал я.
– А то! Приезжай, ждем тебя.
– Ладно. Что взять?
– Ой, водки и …водки. – засмеялась она, но мне это все совершенно не понравилось.
– Ясно. Случилось что-то грандиозное.
– Не то слово.
– Скоро буду, - коротко отозвался я и, прибавив скорость, помчался, как можно скорее к друзьям, забив на собственные проблемы.
Как только подъехал в дому Шуваловых, на подъездной дорожке заметил припаркованный «Lexus» Михи, и это напрягло еще сильнее, поэтому, когда Алёнка открыла дверь, не стал тратить время на приветствия и, передав пакеты, нетерпеливо заявил по пути на кухню:
– Выкладывайте, что там у вас произошло, а то пока доехал, перебрал все, что можно и нельзя.
– О, паникер еще один выискался, - закатила глаза Шувалова, разбирая пакеты. –Ничего у нас не случилось, а вот Антропов решил развестись.
– Ничего себе, вот это новости! – изумленно воскликнул я, - Так мы празднуем что ли? А я-то уже перепугался, - хохотнул я, испытывая облегчение и надо признать, радость.
– Не знаю, у Миши особой радости по этому поводу не заметила, -недовольно взглянула Шувалова на меня, продолжив нарезку овощей, которой занималась до моего приезда.
– Нашел из-за кого переживать. Давно пора. Вообще не представляю, как он ее терпел. Памятник мужику надо!- провозгласил я, наполняя бокал вином.
– Ой, ну, ты тоже такой интересный, Гладышев. Всех осудил, а себя не видим! – с негодующим видом воскликнула вдруг Шувалова.
– А я-то что?!
– А то, что у самого, простите, такое… чудо, что не в сказке сказать! Марина, как рассказала, у меня челюсть на полу была. Я, конечно, не видела эту девушку, хотя если это та, которая прошлой осенью устроила себе звездный час у клуба, то я тебе скажу, впечатляет не слабо! Так что вот тебе ли не знать, как и кого можно терпеть?!
– обрушилась она на меня, что мне совершенно не понравилось, но надо признать, что и она по-своему права. Вот только эти выводы, сделанные с чьих-то слов, просто изумляли своей примитивностью и взбесили не на шутку.
– Удивительно от тебя слышать подобный упрек. Свое мнение я никогда не скрывал и оно взято не из воздуха, а составлено за годы общения и наблюдения в разных ситуациях. А вот касательно твоих умозаключений, сделанных на основе взгляда вскользь и чьих-то слов, даже не знаю, что сказать. – холодно произнес я, отставляя бокал. Шувалова покраснев, тяжело вздохнула.
– Извини, Олеж! Просто женская солидарность взыграла: Антропов, значит, таскался, а Вика плохая. Меня это бесит! Да и вообще нервная я стала, послеродовая депрессия дает о себе знать.