Казачий князь

Трофимов Ерофей

– Ну, поведай, болезный, кто тебя убогого надоумил стрелка за моей жизнью послать?

– Так рассказывал уже, – вздрогнув от глухого, мрачного голоса парня, ответил каторжник.

– А ты повтори. Язык, чай, не отвалится. А станешь кобениться, так я тебе его и вовсе отрежу. Потому как не нужен более станет.

– Не по закону это, – упрямо набычившись, проворчал Сиплый. – Права на такое не имеете.

– Про закон вспомнил, – зло усмехнулся Руслан, и каторжник вздрогнул во второй раз. – А чего ж ты о законе не думал, когда стрелка подряжал в меня стрелять? Ты, дурашка,

главного так и не понял. Тебя ведь не полиция повязала. А контрразведка. А это значит, что я могу с тобой делать, что захочу, и никто мне слова не скажет. Догадываешься, почему?

– Из-за войны? – мрачнея на глазах, глухо спросил Сиплый.

– Ну, не безнадёжен, – хмыкнул Руслан. – Верно. Вы, шваль подзаборная, посмели на офицера контрразведки руку поднять. А значит, я могу со всей вашей банды заживо шкуры поспускать, никто и не почешется.

– А духу хватит? – неожиданно оскалился каторжник.

– Сомневаешься, значит, – понимающе кивнул Руслан. – Что ж. Эй, кто там?! – оглянувшись через плечо, кликнул он охрану.

Дверь с лёгким скрипом отворилась, и в камеру шагнули сразу трое казаков. Крепкие, не молодые мужики, украшенные шрамами и орденами. С первого взгляда было понятно, что эта далеко не святая троица не раздумывая выполнит любой приказ.

– Звал, княже? – негромко спросил старший.

– Тащите сюда того хромого, что в угловой камере сидит. И ножи приготовьте. Свежевать его станем, – ровным, спокойным голосом велел Шатун, легко поднимаясь на ноги.

– Сполним, княже, – коротко кивнул казак, и двое тут же вышли в коридор, а оставшийся принялся прилаживать к крюку в потолке верёвку, небольшой моток которой вынул из кармана.

– Креста на вас нет, ироды, – прохрипел каторжник, растерянно глядя на эти приготовления.

– Это на тебе, рожа каторжная, креста не имеется, – не остался казак в долгу. – Как на тракте грабить да простых людей резать, так вы молодцы, а как за дела свои отвечать, так сразу и про крест вспоминаете. А когда вы, твари, девок насильничали, о кресте не думали? – зло спросил он, нависая над пленником.

– Не было такого, – ушёл Сиплый в отказ, опасливо отодвигаясь от казака. – Грабить, грабили. Было. А девок не трогали. Да и баб тоже. Гулящих хватало всегда. С доброй добычей их десяток набрать можно.

– Твоё счастье, – прошипел казак, возвращаясь к своему занятию.

– Изволь, княже, – втаскивая в камеру стрелка, доложил один из казаков.

Браконьера небрежно бросили на пол, и тот, ударившись о камень, глухо застонал. Задумчиво посмотрев на него, Руслан присел на корточки и, взяв в пальцы безвольное запястье, нащупал пульс. Кожа стрелка была сухой и горячей. Судя по быстрому, прерывистому дыханию и температуре, у него начал развиваться абсцесс. Полученный от удара копытом перелом лечить никто не собирался. Просто наложили шину и перевязали. Так что жить этому несчастному осталось не долго.

– М-да, не жилец, – поднимаясь, мрачно проворчал Руслан. – Скоро сам сдохнет.

– Так что, княже, подвешивать? – с сомнением уточнил старший группы.

– Так ведь по-другому ишака этого не убедить, – развёл Руслан руками, кивая на замершего

каторжника. – Сам он мне пока живой нужен. А от этого всё одно толку нет. Подвешивайте, – махнул он рукой.

– Смилуйся, твоё благородие, – дрожащим голосом вдруг попросил Сиплый. – Верю я тебе. Вот как бог свят, верю. Прикажи руки развязать, перекрещусь. Вижу ведь, что не шутишь. Сделаешь, как сказал.

– Правильно видишь, – угрюмо проворчал старший тройки казаков. – Княже, ежели слово молвил, так и будет.

– А вы значит, ему как псы служите, – не удержавшись, зло выплюнул Сиплый.

– Служим, – спокойно кивнул казак. – Потому как знаем, что за ним и сами, и род наш не пропадёт. Да только тебе того не понять. Ты только своей шкурой завсегда дорожил. За других тебе и дела нет.

– Много ты знаешь, – потупившись, отозвался каторжник. – Ладно, благородие. Спрашивай. Вижу, всё одно своего добьёшься.

Жестом велев убрать лежащее тело обратно, Руслан снова уселся на табурет и, чуть помолчав, принялся задавать вопросы. Казаки, быстро утащив стрелка, столпились в коридоре у дверей и, затаив дыхание, жадно слушали каждое слово, произнесённое в камере. Как оказалось, наблюдатель действительно был. Его отправил следом за стрелком заказчик. Но Сиплый узнал об этом, когда вынужден был показать ему исполнителя.

Заставив описать заказчика до мельчайших подробностей, Руслан вздохнул и, поднявшись, закончил:

– Живи покуда. Но учти. Всплывёт, что обманул хоть в чём, подыхать будешь долго. Дыба с колом тебе в грёзах мерещиться станут, потому как такая смерть ещё не самая лютая. Уж поверь.

– Видать, недаром тебя местные Лютым прозвали, – кивнув, вздохнул Сиплый. – Лютый и есть. Чистый волк.

Руслан недоумённо хмыкнул и, выйдя из камеры, отправился в кабинет. Но на лестнице он неожиданно вспомнил, что в старых русских сказках волка и вправду называли лютым. Удивлённо почесав в затылке, парень присел к столу и, достав бумагу, принялся записывать всё, что узнал у арестованного. Люди Татищева действовали вполне профессионально, и не их вина, что для полного потрошения фигуранта им не хватало некоторых специфических знаний. Так что полученное описание заказчика у Шатуна получилось гораздо полнее, чем то, которое прислали из Краснодара.

Закончив, Руслан присыпал написанное песком и, промокнув пресс-папье, аккуратно уложил в плотную кожаную папку. Эти бумаги требовалось передать Рязанову. Это будет доказательством, что арестованного перевозили не просто так. Заперев кабинет, парень вышел из острога и, окликнув своё сопровождение, похлопал Беса по круто выгнутой шее.

– Куда едем, княже? – спросил хорунжий, вскакивая в седло.

– В штаб. А после видно будет, – ответил Руслан, усаживаясь на коня.

Четыре всадника рысью пронеслись до заставы и, поздоровавшись с дежурной сменой, поскакали дальше. У штаба, перебросив поводья казакам, Руслан быстро поднялся на второй этаж и, стукнув в знакомую до последней трещинки дверь, вошёл не дожидаясь ответа. К его удивлению, майор в кабинете был не один. У стола, покуривая пахитоску через длинный мундштук, сидела графиня Милованова.