Казанова. Правдивая история несчастного любовника
Шрифт:
Конечно же, ему не было никакого дела до какого-то венгерского офицера, не понимавшего ни слова по-итальянски. Просто ему понравилась женщина «со свежим смеющимся личиком», столь соблазнительным, что Казанова влюбился.
Многие биографы Казановы утверждают, что это была любовь с первого взгляда. В частности, Ален Бюизин пишет: «Единственный раз он влюбился — событие исключительное, которое никогда больше не повторится».
Женщина эта оказалась француженкой, и говорила она только по-французски. Назвалась она Генриеттой. Когда полиция удалилась и венгерский офицер вместе с нею поехал в Парму, Казанова отправился вслед за ними. Оказалось,
— Скажите мне, мадам, — спросил Казанова, — кем приходится вам этот капитан — женихом или отцом?
— Ни тем, ни другим.
Подобный ответ удовлетворил Казанову, и он прямо предложил Генриетте себя вместо ее предыдущего спутника.
Очень скоро им обоим стало ясно, что все происходящее с ними — более чем серьезно. Было совершенно очевидно, что он влюбился в нее по уши, а она отвечала ему взаимностью, хотя и не спешила признаться в этом. Ей вообще было труднее, чем ему: она не знала, что ей делать с этим свалившимся на нее чувством.
Уже в Реджио она спала вместе с ним. Казанова купил ей несколько женских платьев и был поражен ее преображением. Перед ним стояла настоящая графиня. Собственно, таковой она и была.
В тот вечер она переоделась к ужину в темно-лиловое платье, и Казанова нашел ее обворожительной. Выпив вина, которое им принесли, они долго сидели и разговаривали. Было уже совсем поздно, когда, спокойные и умиротворенные, они вернулись в гостинцу. Едва они переступили порог комнаты, как Казанова поцеловал ее, и это яснее всяких слов сказало Генриетте, что она для него значит и как он к ней относится. А уже в следующее мгновение ураган страсти захлестнул их обоих.
В комнате было полутемно. В камине горел неяркий огонь, и Казанова начал медленно снимать с нее платье. Какое же это восхитительное чувство — остаться вдвоем и знать, что никто не помешает делать все, что захочется. И они целиком отдались этому чудесному ощущению. Потом Казанова зажег свечи и торжественно повел ее к широкой кровати. Он снял с нее остатки одежды. Его пальцы двигались томительно медленно, и Генриетта вдруг поняла, что буквально сгорает от нетерпения. Но и ей тоже не хотелось торопиться, поэтому, когда они наконец скользнули под белоснежные простыни, она долго лежала неподвижно, наслаждаясь близостью его жаркого тела.
— Я очень люблю тебя, — шепнул он.
— Я тоже тебя люблю, — тоже шепотом ответила она.
После этого все вдруг стало легким и естественным, и они без оглядки отдались на волю сжигавшей их страсти…
Потом они долго лежали, утомленные, но счастливые. Говорить о чем-то не было сил. Однако в ее глазах Казанова вдруг заметил что-то ностальгически-печальное и сразу понял: прошлое все еще владеет ею. Иначе и быть не могло.
— С тобой все в порядке? — тихо спросил он.
— Да, со мной все в порядке, — ответила она, — ты сделал меня счастливой.
Историки еще долго будут спорить по поводу того, каково было настоящее имя этой таинственной женщины. Скорее всего, ее подлинное имя было Жанна-Мария д’Альбер де Сент-Ипполит. В 1744 году она вышла замуж за Жана-Батиста Буайе де Фонколомба, и у них было двое детей, а потом она вдруг покинула мужа, и теперь ее разыскивали. Как утверждает сам Казанова, причиной побега был ее свекр, который хотел отправить Генриетту (мы будем называть ее именно так) в монастырь.
Казанова и его возлюбленная
К сожалению, все закончилось через три месяца. На их беду Генриетту узнал некий господин д’Антуан, друг ее семьи, и он принудил ее вернуться домой. В феврале 1750 года расстроенный Казанова проводил Генриетту до Женевы. Там они остановились в гостинице «Весы». Специально приехавший из Франции господин Троншен вручил ей тысячу луидоров, из которых половину она тут же отдала Казанове, а потом они расстались.
Горе Казановы не поддается описанию. Оставшись один, он еще долго потом бродил по улицам, размышляя о несправедливости судьбы. Когда же он вернулся в гостиничный номер, на оконном стекле он обнаружил те самые слова: «Ты позабудешь и Генриетту». Это она нацарапала бриллиантом кольца, которое он ей подарил.
Легко сказать, позабудешь… Казанова так и не смог забыть ее. Его рана так и не зарубцевалась, и он потом всю оставшуюся жизнь вспоминал о ней, и эти воспоминания были бальзамом для его израненной души.
Тогда, в далеком 1750 году, вернувшись в Парму, Казанова получил от Герниетты письмо. Вот оно:
«Я должна была тебя покинуть, мой единственный друг. Не растравляй же свою боль, думая о моей. Давай представим, будто нам снится чудный сон, и не будем жаловаться на судьбу, ведь такие сны не длятся долго. Порадуемся тому, что мы сумели быть совершенно счастливыми три месяца подряд. Мало смертных смогут сказать о себе то же. Не забудем же друг друга никогда и станем часто вспоминать о нашей любви, чтобы возродить ее в наших душах, которые, хоть и разлучены, возрадуются ей еще с большей живостью.
Не старайся ничего обо мне разузнать. Знай, мой дорогой, что я хорошо распорядилась своими делами и всю оставшуюся жизнь буду так счастлива, как это возможно без тебя. У меня больше не будет любовников, но я желаю, чтобы ты не думал поступать так же. Я хочу, чтобы ты любил еще и еще, чтобы ты нашел себе другую Генриетту».
В «Мемуарах» Казановы о Генриетте речь зайдет еще раз в связи с событиями 1769 года. В то время он жил в Экс-ан-Провансе и непрестанно думал о ней. Он уже знал ее настоящее имя. Знал он и то, что ее замок находится поблизости. Много раз он слышал, как разные люди произносили при нем ее имя, но он упорно воздерживался от расспросов, чтобы не выдать их давнее знакомство. И все же Казанова решил напомнить ей о себе. Он подготовил письмо, в котором говорилось о том, что он в Эксе, и направился к ее замку с целью передать это письмо и ждать в карете, какова будет ее воля.
Когда Казанова прибыл на место, он протянул свое письмо слуге, вышедшему спросить, что ему будет угодно, и тот ответил, что обязательно передаст его, как только представится случай.
— А что, госпожи нет здесь? — спросил Казанова.
— Нет, месье. Она в Эксе.
— Давно ли?
— Да уже с полгода.
— А где она там живет?
— В своем доме. А сюда она приедет, как обычно, на лето, то есть недели через три.
— Не пустите ли меня внутрь, я напишу ей еще одно письмо?