Казанова
Шрифт:
На Рождество М. М. предложила Джакомо опробовать новую сторону в их сладострастных развлечениях. Она призналась своему покровителю де Берни об отношениях с Казановой и сообщила Джакомо, что тот был бы рад продолжению их связи, если бы смог понаблюдать за их утехами через потайное отверстие в стене муранского казино. Читателю предстает еще один образ Казановы, счастливого участника превосходно устроенной вуайеристский оргии. В казино находилась небольшая библиотека с литературой, главным образом эротического и порнографического толка. Здесь М. М. оставила Казанову в ожидании на несколько часов, пока она появится сама в назначенный день, на Новый год. Она пришла в обычном наряде, но вскоре переоделась в кисейное одеяние, расшитое золотом. У нее в казино имелись, как замечает Казанова, презервативы (де Берни не хотел ее беременности), но с Джакомо они практиковали, по-видимому, coitus interruptus — прерванный половой акт. М. М. указала любовнику на глазок в искусственном цветке на стене, и они занялись любовью — Казанова обрядился в один лишь восточный тюрбан, — подложив ей «подушку под ягодицы и отведя в сторону одно из ее согнутых коленей, [что] должно было открыть наиболее сладострастные видения нашему спрятавшемуся другу». Они продолжали
Эта часть мемуаров имеет явное сходство с порнографией того периода в описании похотливых монахинь и сцен вуайеризма, а потому вызывает большие сомнения в достоверности событий. Имеется совсем немного доказательств, подтверждающих характер связи Казановы с К. К., которая, безусловно, существовала на самом деле, и с М. М., личность которой так и не удалось окончательно установить.
Де Берни, бесспорно, персонаж легко идентифицируемый, впоследствии влиятельный церковный деятель, некоторые из приверженцев которого пытались с негодованием обвинить Казанову в «наговоре» на него. В 1753 году ему было под сорок лет, он получил образование в иезуитском ордене и имел репутацию священнослужителя, с умом острым и светским. Он пользовался политическим влиянием при французском дворе благодаря маркизе де Помпадур, де Берни знал ее еще тогда, когда она была просто «мадам», и, похоже, именно с ее помощью — возможно, они были любовниками — получил апартаменты в Лувре. В 1751 году де Берни был назначен французским послом в Венеции, где в 1755 году принял полные священнические обеты, сделав решающий шаг к дальнейшей церковной карьере, но Казанова пишет о де Берни, когда тот был еще обычным аббатом.
Хотя де Берни в течение января 1754 года много раз наблюдал за Казановой, и в основном раздетым, до 8 февраля М. М. не позволяла своим поклонникам встречаться. Казанова вспомнил аббата по Парижу — они встречались в компании графа-маршала Кейта за четыре дня до отъезда де Берни в Венецию.
Вполне вероятно, что венецианские власти могли смотреть сквозь пальцы на роман посла с монахиней из монастыря Санта-Мария. Дипломатическому сообществу, конечно, было запрещено приватное общение с патрицианскими семьями, но связь с М. М. означала, что де Берни весьма рискует, что давало венецианским властям дополнительный козырь. Достоверно известно, что де Берни имел связь с женщиной из религиозного ордена, в письме от 1754 года он говорит о своей «монахине, которая ускользает из стен своего монастыря… и приходит к обеду в мой дом»; а позднее друг Казановы, князь де Линь, который хорошо знал де Берни, пишет о «приключении, которое он (де Берни) имел с монахиней в Венеции». Косвенное подтверждение высокой вероятности описанных событий можно найти у другого члена дипломатического корпуса, посла Великобритании Джона Мюррея, которого в 1757 году леди Мэри Уортли описывает как «скандального во всех смыслах человека… вечно окруженного сводниками». Он прибыл в Венецию позднее, в 1754 году, и к концу того же года был убежден, что любую монахиню в Венеции можно получить за «сто цехинов» — хотя нет ни единой записи, прямо подтверждающей подобное заявление.
Во время карнавала 1754 года и до мая, когда де Берни был отозван во Францию, М. М. ублажали два любовника. Пути мужчин не пересекались, хотя они и знали о существовании друг друга и, в некотором смысле, втянулись в любовный треугольник. После свидания, состоявшегося в канун Нового года, де Берни посылает Казанове золотую табакерку, украшенную двумя портретами М. М., один в монашеском облачении, а на другом она изображена обнаженной, а у ног ее — ухмыляющийся Амур с колчаном.
Вероятно, было неизбежным, что Катарина окажется вовлеченной в связи М. М. Ведь, поднаторев в похождениях, М. М., по-видимому, сделала Катарину своей любовницей в стенах монастыря. Об этом мы знаем лишь со слов Казановы, а он вряд ли был прямым свидетелем того, что произошло между женщинами. Но когда Катарина узнала в медальоне с «Благовещением», подаренном М. М., работу того же художника, который нарисовал портрет Казановы, спрятанный в перстень, который ей раньше подарил Джакомо, то она догадалась о неверности любимого и присоединилась к участникам этих сложных отношений. Организовала все М. М. Имея, благодаря происхождению из патрицианской семьи, сравнительно легкий доступ к гондолам и возможность покидать монастырь, а также используя влияние де Берни, М. М. помогла Катарине тайно покинуть монастыре и отправила ее в казино на Мурано. Здесь Катарина осталась ждать в полной растерянности неизвестно чего, а М. М. и де Берни наблюдали за ней через глазок, спрятанный в лепных розах. Когда, надеясь застать М. М., появился Казанова в карнавальном костюме Пьеро, он был потрясен и не слишком рад, обнаружив Катарину. Сразу же он понял, что стад объектом некоего заговора, почувствовал, что «им играют, его заманили в ловушку, провели и отвергли» обе женщины, изобличив его в обмане и неверности. Если М. М. и де Берни ожидали очередного секс-шоу, их постигло разочарование. Катарина сначала спокойно сообщила, что сама спит с М. М., любовницей ее собственного любовника, полагая, видимо, что это все искупает и сближает ее с Джакомо, затем последовала ночь слез, возражений, мольбы и сожалений. Уходя, Казанова отдал ей ключ от казино на Мурано и попросил передать его М. М., полагая, что больше никогда не увидит ни одну из женщин.
В отчаянии он направился домой, но в лагуне тем временем разразилась буря, и карнавальным гулякам, задержавшимся на Мурано на празднике, было очень опасно возвращаться в Венецию. Казанова чуть не утонул, но до дома добрался и слег в постель в палаццо Брагадина с лихорадкой, которая продлилась несколько дней.
Восьмого февраля, выздоровев, Джакомо уже вновь развлекал М. М. и де Берни за ужином в своем казино около «Сан-Моизе». Де Берни не смог припомнить, чтобы знал молодого итальянца в Париже, но заявил, что «с этого момента мы никогда не сможем позабыть друг друга. Тайна, объединяющая нас, такова, что делает нас близкими
Эта часть мемуаров остается порнографичной и в наши дни, но из этого не следует, что описанные события не могли быть реальными. Казанова, к его чести, не оправдывает участников событий и их мотивацию для вступления в т. н. расширенные сексуальные отношения; он просто описывает ослабление чувства любви, стремление к сексуальному гедонизму, возможно, бисексуальные склонности, тягу к вуайеризму и — в центре всего этого — себя самого, в роли ошеломляюще приапической, но праздничной.
В первую общую ночь Казанова, М. М. и Катарина (де Берни отсутствовал) начали с обычной щедрой трапезы и чтения классической порнографической литературы (описаний любовных встреч между женщинами), а закончили сексом втроем, развлекаясь «всем зримым и ощутимым, что послала нам природа, свободно вбирающими все, что мы видим, и убеждающимися, что все мы становимся одного пола в том трио, в которое играем».
На следующий день Казанова признавался, что ощутил, как у него часто бывало после подобных оргий, «смутное раскаяние», но было ли оно вызвано внутренним неприятием усугубляющегося развращения совсем еще недавно девственной Катарины или тем фактом, что они пренебрегали средствами предохранения от беременности, хотя имели особые основания ее опасаться, остается не ясным. (Действительно, Казанова пишет: «Я всегда не мог решить, действительно ли мне стыдно или я просто слегка смущен».)
Однако он оказался не столь хорошо подготовлен к интриге, как думал. Запас прочности, как в отношении финансов, так и в отношении эмоциональной восприимчивости, у него был не столь непробиваемый, как у де Берни или М. М. Он счастливо окунулся в мир гедонистических излишеств, причем все более снисходительный к нему Брагадин оплатил часть затрат за аренду казино Холдернесса, но совершенно не предполагал втягивать туда Катарину. Тем не менее как только де Берни устроил так, чтобы М. М., Катарина и Казанова занялись сексом втроем, Казанова понял, что он становится ему обязанным и ценой будет связь между Катариной и де Берни. Казанова не имел желания присутствовать или участвовать, но все-таки ничего не сделал, чтобы предотвратить новую оргию. В последнюю минуту он уходит, сославшись на внезапное дело в палаццо Брагадина. Потом М. М. учтиво ему напишет, что он «сделал великолепный подарок» своему другу де Берни и что разум Катарины теперь «так же непредвзят, как наш… Я завершила ее образование для Вас».
В какой степени данный эпизод — события зимой и во время карнавала 1753–1754 годов — был спланирован и оплачен де Берни, можно судить по проблемам, вставшим перед М. М., Казановой и Катариной после временного отъезда посла из Венеции в Лент в 1754 году. Покинутой троице пришлось давать взятки садовникам при монастыре за помощь женщинам в их приходах и уходах. Катарину перевели в другую часть монастыря, когда испугались, что вскоре потребуется прятать новую ее беременность (это оказалось ложной тревогой), а Казанова даже переодевался гондольером, чтобы подплывать ради М. М. к подветренной стороне острова Мурано. По мере угасания романа с Катариной отношения Казановы с М. М. активизировались — по крайней мере, их сексуальные контакты. Привлекательность жадной до наслаждений аристократки перевесила призрачную надежду на будущее счастье с Катариной. Тем не менее справедливости ради отметим, что, по-видимому, Катарина отпустила Казанову спокойно. Скорее всего, она вышла замуж, сперва — за венецианского нотариуса, а через некоторое время — за купца, как того и хотел ее отец, и переписывалась с Казановой годы спустя после расставания, как и многие другие из его бывших любовниц. В Праге, в архиве, хранятся две записки, которые нашли в его кабинете после смерти, полагают, что их прислала она.
Роман с М. М. продолжался до конца 1754 года. Казанова часто играл в карты, нередко на ее деньги. Когда де Берни понял, что пробудет за пределами Венеции гораздо дольше, чем изначально предполагал (он принимал активное участие в переговорах между Францией и Австрией, которые закончили Семилетнюю войну (1756–1763)), то закрыл муранское казино и уволил слуг. Казанова был вынужден отказаться от казино Холдернесса и сознаться М. М. в расстроенном состоянии собственных средств. Она подарила ему Свои бриллианты, и он принялся играть. Иногда он выигрывал, иногда нет. Де Берни был прав в своей обеспокоенности по поводу связи Казановы с М. М. и ее потенциальной скандальности — не из-за нарушения религиозных нравственных норм, но из-за игнорирования классовых запретов. Есть основания полагать, что М. М. принадлежала к роду Морозини, и эта наследница знатного патрицианского рода часто в компании Казановы появлялась в ридотто или в Венеции. Она всегда надевала маску, но манеры и стать выдавали ее. В конце 1754 года имя «Казанова» начинает часто мелькать в архивах инквизиции. Хотя М. М. или какие-либо иные проступки в отношении монашек в обвинениях против Казановы не упоминались, де Берни счел за благо вовремя дистанцироваться от него и от М. М.
С тех пор как в 1753 году Казанова вернулся в Венецию, в круг его знакомых входил Андреа Меммо, отпрыск одной из старейших семей Венеции, обаятельный молодой человек с впечатляющим послужным списком альковных побед, рожденный для большого будущего. Семейство Меммо числилось среди основателей Венеции, один из Меммо был дожем уже в 979 году, и, хотя с тех пор состояние семьи несколько уменьшилось, Андреа и его братья, Бернардо и Лоренцо, были в некотором смысле принцами. Они были теми, кем мечтал стать Казанова, и при этом они принимали сына актера в свою компанию в кафе и винных погребках, где продавали модное сладкое вино мальвазию. Братья посещали ридотто, возможно вместе с загадочной спутницей Казановы М. М., скрывавшейся под маской, играли в карты и жарко спорили по поводу новых комедийных направлений, в отношении чего у Казановы, сына комедийной актрисы, имелось собственное непоколебимое мнение, а также о творениях аббата-драматурга Пьетро Кьяри.