Каждому свое
Шрифт:
– Изволю осведомиться, сударь, кого ищете? Ах, меня… В таком случае прошу называть меня по-русски… Авдотья!
Дряхлая старуха с трудом разогнулась над грядками.
– Это моя доченька, – сказал мне Савин, велев ей поставить самовар. – Прошу в комнаты…
Он начинал боевую жизнь, когда в России молодо запевал Гаврила Державин, а теперь готовился вступить в литературу Максим Горький. Конечно, я ожидал встретить в Саратове беспомощную развалину,
– Николай Андреич, а где вы попали в плен?
– На Березине… Там, знаете ли, практически было невозможно спастись. Об этом много уже писали – во Франции, в Германии, в России, я все это читал. Но никто, мне кажется, не сумел донести до читателя весь кошмар нашего положения. Как последний очевидец этих событий, я могу сказать, что Кутузов и впрямь устроил всем нам у Березины хорошую мышеловку. Как вырвался Наполеон – даже не представляю.
Русская речь Савина была чистой, без акцента.
– А кто вас пленил, Николай Андреич?
– Казаки… Они впихнули меня в шатер графа Платова, где его сиятельство с другим сиятельством, Строгановым, изволили водочкой забавляться. Платов встал, как даст мне тумака по шее, помню, еще сказал: «Развелось вас тут – не пройти и не проехать!» А граф Строганов засмеялся и водкой угостил.
– В каком чине вы были тогда?
– Лейтенант Второго гусарского полка.
– И сразу отправили сюда, в Саратов?
– Сначала в Ярославль, там я стал учителем фехтования. Учил офицеров тамошнего гарнизона. Ух, и пили же мы…
– Шампанское? – наивно понадеялся я.
– Какое там! Водку… самую настоящую водку. А пили так, что страшно вспомнить. Потом уж я сюда переехал, да так и остался. Возвращаться на родину расхотелось. Была тут, в Саратове, мадам Пикер, вдова кондитера, которая учила детей французскому. Потом стал учительствовать и я. Женился на местной, Бог доченьку дал, а жену прибрал… Ни о чем не жалею! Были у меня золотые денечки, встречал золотых людей!
– А вот во Франции… как родственники-то?
– Может, и остались, да что им до меня? Забыли. Франция тоже забыла. Вычеркнули из списков – и все, будто и не было такого человека. Франция только из русских газет узнала недавно, что в Саратове еще живет последний ветеран
– Покажите, мне любопытно, – сказал я.
Это был экземпляр медали «Острова Святой Елены», на зеленом муаре ленты круг из темной бронзы с профилем Наполеона и датой его смерти – 5 мая 1821 года. Давалась такая медаль только тем ветеранам Франции, которые сражались за нее с 1792 года…
– Все вымерли… я остался последним. Но жить не надоело, – засмеялся Савин. – Меня здесь все знают, все любят. Помирать стану со словами признательности к русским людям, которые ни разу не упрекнули меня прошлым. Все простили, даже помогли… Да и сейчас помогают! – сказал Савин. – Я вот на базар хожу только сам. Моя доченька обязательно не то купит. Так ведь иду я с кошелкой, меня каждый остановит – не надо ль помочь?
На окнах полыхали яркие герани в горшках, Савин показывал мне свои рисунки и акварели, портрет Наполеона, изображенного на краю скалы.
– Это я рисовал уже в России… по памяти!
На другой картинке Наполеон ехал верхом на верблюде через палящий зной пустынь, вдали виднелись пирамида Хеопса и загадочная морда египетского сфинкса. Я осторожно выведывал у старика, каково же теперь его отношение к Наполеону.
– А какое ж оно может быть? – с грустью ответил Савин. – Теперь для меня Наполеон – это моя молодость, это моя красота, моя слава и гордость… Может, мне и было тогда очень плохо, но сейчас-то мне с ним хорошо!
Николай Андреевич Савин скончался в ноябре 1894 года в возрасте 127 лет; жители Саратова хоронили его за счет города, поставили ему памятник с надписью: «ПОСЛЕДНИЙ ВЕТЕРАН ВЕЛИКОЙ АРМИИ». Меня как-то даже не удивляет, что он жил и умер у нас, в России, в которую однажды пришел с оружием. Русский человек свиреп в бою, но великодушен и щедр с побежденными… Сейчас передо мною лежит портрет Николая Андреевича Савина, а саратовским краеведам я советую поухаживать за его могилою. Странно! Я вот иногда думаю, что моя бабушка, Василиса Минаевна Каренина, ведь была тогда молодой девушкой, и, наверное, она еще могла бы слушать рассказы Савена-Савина о тех временах, которые для меня, для автора, стали далекой историей…
1 января – 17 апреля 1983 года, Рига