Каждому свое
Шрифт:
– Желаю приятного и полезного общения! Если что – я рядом.
В пивной было пусто. Лишь два пожилых ветерана уже давно забытой бесславной войны так горячо обсуждали ее итоги, что любой, кто пожелал вслушаться в суть их диалога, невольно позавидовал бы если не нерастраченному темпераменту, то, по крайней мере, свежести памяти.
– Я не случайно, минуя дом, привел тебя сюда, чтобы подготовить к событиям, здесь происходящим.
– Мне показалось…
– Вот-вот, – перебил Шниттке, – я и говорю, у вас там на фронте кожа задубела, и вы живете не тем,
Подошла молодая девица в альпийском фольклорном костюме, в белоснежном переднике с цветочками, и, не спеша поставила на стол горчицу, две кружки пива и поднос с кренделями, усыпанными, словно бриллиантами, крупными кристаллами соли.
– Ни разу не видел здесь такой красотки! – воскликнул Шниттке.
– Видели, да не замечали, – кокетливо ответила девица.
С этими словами она повернулась и пошла прочь, аппетитно жонглируя округлыми ягодицами. Шниттке проводил ее восторженным взглядом.
– Так на чем мы остановились? – переход от возвышенного к прозе давался ему теперь нелегко. – Ах, да… Для начала скажу тебе, что здесь – единственное место в Берлине, где мы можем говорить, не рискуя быть подслушанными третьим лицом.
– А третий кто?
– Главный управляющий службы имперской безопасности Рейнхард Гейдрих.
– Но насколько я знаю, адмирал был первым учителем морского кадета Гейдриха. А позже они даже дружили.
– Верно. Адмирал любит повторять: «Избавь меня от неверных друзей, а от врагов я избавлюсь сам». И стал жертвой своих проповедей.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебя вызвали, чтобы сообщить об отставке твоего любимого шефа, адмирала Канариса. И это сделает на совещании завтра назначенный руководителем абвера его бывший заместитель Бюркнер.
– Ты с ума сошел? – Гофмайер вынул носовой платок и вытер со лба капельки пота.
– Если да, то только вместе с теми, кто затеял эту грандиозную интригу против адмирала.
– И кто же именно?
Шниттке задумчиво посмотрел через окно в сад, где хозяин и два работника занимались обрезкой кустарника.
– Гейдрих каким-то образом проник в нашу агентурную картотеку и установил, что мы активно используем евреев в качестве агентов. Естественно, он показал добытые материалы Гиммлеру, который тут же положил их на стол Гитлеру. Расчет оправдал себя.
– Да уж, могу себе представить.
– Нет, не можешь. По рассказу очевидца, фюрера охватило настоящее безумие. Он вызвал главкома Кейтеля, топал ногами, кричал и в заключение потребовал немедленного освобождения адмирала от должности.
Кейтель, заслуженный генерал, был настолько подавлен всем происходившим, что не произнес ни слова. А вернувшись к себе, немедленно подписал приказ о назначении шефом абвера Бюркнера и об откомандировании Канариса на действующий флот.
– На этом закончилась и моя карьера. Теперь и меня откомандируют. – Гофмайер обхватил голову обеими руками.
– Куда? Дальше фронта уже некуда.
– Не скажи. Как говорит один опытный штабист, «Для нас, высшего командования, существуют три вида фронтовой
Воспоминание о прозе фронтового быта навело на грустные мысли.
– Послушай, дорогой мой провидец, отвези меня поскорее домой. По твоим предсказаниям, с завтрашнего дня у меня начнется новая жизнь. Хочу побыть в семейном кругу хоть немного еще при старой, более счастливой.
Последующие события полностью подтвердили предсказания Шниттке.
Когда Гофмайер на следующее утро подошел к пятиэтажному зданию на берегу канала Тирпицуфер, оно впервые показалось ему мрачно-серым, лишенных каких-либо радостных цветов. Гигантских размеров дверь выглядела непосильно тяжелой. Преодолев две ступеньки и еще не взявшись за ручку двери, он оглянулся.
Небольшое пестро раскрашенное судно, казалось, с трудом протискивалось в узкое горло канала. Собравшиеся на верхней палубе подростки, одетые в форму гитлеровской молодежи, дружно пели, придавая особое внимание не столько красоте, сколько громкости издаваемых звуков. В такт знакомой мелодии Гофмайер рванул ручку двери, которая неожиданно легко поддалась.
В помещении царила тишина. Весь личный состав Центрального управления абвера собрался в актовом зале. Пока Гофмайер шел по опустевшему коридору, неизвестно откуда появился Шниттке. Едва поравнявшись с Гофмайером, он буквально выстрелил в него обойму самой свежей информации.
Утром фюрер позвонил Кейтелю и приказал проводы адмирала провести на предельно скромном уровне, как он выразился, «без фанфар».
Актовый зал был заполнен до отказа. Войдя в зал, Гофмайер попытался отыскать глазами свободное место, как вдруг все вокруг поднялись, приветствуя малознакомого заместителя руководителя абвера – Бюркнера.
Не дав команды садиться, генштабист унылым голосом зачитал приказ главкома вооруженных сил Кейтеля о назначении руководителем абвера Бюркнера. После чего удалились, оставив собравшихся в полном недоумении.
День был на исходе, когда Гофмайер зашел к Шниттке. Тот давно переосмыслил происшедшее и думал уже о будущем. Он прошелся по кабинетам и попытался поговорить с сослуживцами. Однако все, будучи в подавленном состоянии, лишь разводили руками.
– Пришло дополнение к тому несуразному приказу. Адмирал направляется на действующий флот. Фюрер сказал: «Пусть плавает подальше от берегов Германии, ближе к жидам. Вместо того, чтобы распространять здесь запах чеснока».
– Насколько я знаю, фюрер – последовательный вегетарианец, а чеснок ведь овощ.
– Запах которого фюрер не переносит.
Потекли долгие странные дни неопределенности и безделья.
Офицеры прославленной военной разведки Германии слонялись без дела из кабинета в кабинет, вяло перетаскивая за собой весьма странные слухи и догадки. О делах никто и не вспоминал.
В обстановке такой неопределенности Гофмайер решил задержаться в Берлине, насколько позволяли обстоятельства, и не ошибся.