Каждый час ранит, последний убивает
Шрифт:
Но позже поняла.
Потом Сефана спросила, как меня зовут. Она немного подумала и заявила, что теперь меня будут звать Тама.
Сегодня исполнился год и одна неделя, как я здесь. На кухне висит календарь.
Я смотрю на него каждый день.
Каждый день считаю дни.
Каждый день надеюсь, что именно сегодняшний станет последним. Что я наконец буду свободной. Что отец наконец приедет за мной.
Утром я пропылесосила весь дом. Потом перегладила белье.
Сегодня пятница, а по пятницам я глажу в течение четырех часов. Сефана говорит,
«Повезло», как подумаю…
Я ничего ей не отвечаю. Так лучше, если не хочешь проблем. Она высокая, красивая, от нее всегда вкусно пахнет. Надо сказать, что в ванной она проводит не один час. Там, куда мне разрешено заходить, только чтобы убраться.
Я моюсь в кухне, утром, когда все спят. У меня есть собственное полотенце, которое я должна стирать отдельно от остального белья, собственное мыло, которое никто не трогает, и шампунь, от которого у меня путаются волосы. У меня есть одна пара сменного белья, только одна. Сефана хочет, чтобы я всегда была чистой. Она часто проверяет, чистые ли у меня руки, перед тем как я начинаю готовить еду, и если они не в идеальном состоянии, то она трет их щеткой, от которой у меня появляются ссадины.
Думаю, она меня не любит. Боюсь, что она никогда меня не полюбит.
Но я не теряю надежды.
Я стараюсь ей понравиться.
Я приношу ей горячий чай в спальню или в гостиную. Я готовлю для нее ее любимые пирожные, я душу духами ее подушки и белье. В ее шкафах много чудесной одежды. Вещей, которые, наверное, очень дорого стоят.
Намного дороже, чем стоила я, скажет она однажды.
Во второй половине дня, когда я убирала комнату девочек, я нашла в корзине для мусора старую куклу. У нее не было руки и волос, платье все в пятнах. Но у нее милая улыбка и огромные голубые глаза.
Я вытащила ее и спрятала у себя в картонной коробке. Вечером я смогу посмотреть на нее, может быть, поговорить с ней. Знаю, что она ничего не ответит, но все лучше, чем вести беседу с самой собой.
Наверное, это старая кукла Фадилы. Старшей из девочек, ей тринадцать лет. Она никогда со мной не разговаривает, только может что-то приказать. Несмотря на ее возраст, каждое утро я должна помогать ей одеваться. Должна расчесывать ей волосы и зашнуровывать обувь, чтобы она не наклонялась. Мне она кажется высокомерной. Надменной, как сказала бы тетя Афак.
Фадила означает «добродетель». Имя это ей совсем не подходит!
У нее у единственной наше имя. У остальных трех детей имена странные. Есть Адина, вторая дочь, которой исполнилось девять. И потом два мальчика, Эмильен, ему пять, и Вадим, тому шесть месяцев. Его комната – прямо за стенкой помещения для стирки. Сефана купила мне радионяню, чтобы я могла проснуться, как только малышу что-нибудь потребуется. Ночью, если он плачет, всегда встаю именно я. Я научилась менять памперсы, кормить из бутылочки, готовить еду. Выбора у меня, в общем-то, и не было, но заниматься этим для меня не в тягость. Малыш все время улыбается, иногда смеется. Лучшие моменты, которые выпадают в течение дня, я провожу именно с ним. Вероятно, потому, что
Потому что он еще не понял, что я – никто и ничто.
3
Габриэль сел за руль своего внедорожника и выехал на ближайшую дорогу. Он решил направиться в сторону перевала. Быть может, незнакомка прибыла сюда на машине; если это так, нужно поскорее избавиться от ее автомобиля. Внедорожник преодолел перевал и покатился вниз. Через три минуты Габриэль его увидел. Сразу за поворотом – заглохшая за деревом «ауди». Спортивная модель с помятым бампером. Незнакомка, вероятно, забыла пристегнуться, отсюда и глубокие ссадины у нее на лбу.
Габриэль довез машину на тросе до дома и затолкал в самую глубину старого гаража. Он все внимательно осмотрел и нашел в салоне флешку, которую положил в карман, пустую пачку «Кэмела» и три зажигалки. Ничего особенного. Он запомнил номера машины и закрыл ворота гаража.
Теперь в округе не осталось ни одного следа девушки.
Габриэль закурил. Начинался вечер, ночь обещала быть ледяной. Голодные хищники скоро выйдут из своих нор. Охотиться, выслеживать добычу. Находить и разрывать зубами. Иногда еще живую. Таковы правила игры.
Побеждает сильнейший.
Габриэль затушил окурок в старой пепельнице и пошел обратно в дом. Просмотрел флешку на компьютере. Одна музыка. Дурная музыка.
Он отправил мейл, надеясь, что его знакомая по номеру сможет определить владельца машины.
Потом он осмотрел карманы куртки девушки. Мужской куртки, слишком большой для нее. Карманы были пусты. Ни зацепки, никакого начала истории. Ему хотелось бы узнать, как ее зовут, чем она живет. Что-нибудь, что позволило бы ему сказать несколько прощальных слов, когда он будет ее хоронить. Он отправился в комнату, включил свет, осторожно приблизился к кровати.
Лицо незнакомки покрылось потом, под закрытыми веками двигались глазные яблоки. Габриэль положил руку ей на лоб, тот горел. Состояние девушки ухудшалось, рана была тяжелой. Ей бы к хирургу, в операционную. То, чего он не мог ей предложить.
Лучше бы она появилась в каком-нибудь другом доме.
Габриэль придвинул к кровати кресло, сел. Он долго наблюдал, как девушка борется за свою жизнь.
Но скоро она умрет.
Нужно, чтобы она умерла.
Если она выживет, Габриэль сделает то, что следует. Когда и как, этого он еще не решил. Но время у него было. Время, которое уже ничего не значило. Которое служило только для того, чтобы увериться, что боль и воспоминания длятся вечно.
А ведь они могут и исчезнуть.
Незнакомка была красива. Ее смуглая кожа сияла, когда девушку сотрясала лихорадка. Габриэль отбросил простыню. Незнакомка вздрогнула, со всех сторон ее обступил холод. На борьбу с ним она потратила последние силы и, вероятно, скоро отправится в мир иной.
У нее были длинные стройные ноги, изящные щиколотки. На внутренней стороне бедра – многочисленные синяки. Габриэль не сомневался в том, что стало им причиной. Дело рук мужчины.
На ее теле виднелись следы и других пыток, более ранних. Шрамы по всему телу. Следы побоев, ожогов, плохо зажившие раны.