Каждый день, каждый час
Шрифт:
Лука ничего не ответил. Клара права. Последние месяцы он провел в бегах. Возможно, действительно пришло время покончить с этой историей и расставить все по местам.
— Хорошо. — Лука сел за стол. — Я тебя слушаю.
Клара подошла и села напротив. Он давно не видел ее лица так близко. Она выглядела уставшей и несчастной, ре глаза были безжизненными. Ее взгляд причинял боль. Лука не мог его вынести.
— Что происходит? — Ее голос слегка дрожал.
— О чем ты? — Лука знал, как глупо, обидно и оскорбительно звучал его вопрос, но ему нужно
— Лука, в городе ходят слухи. Ты же знаешь, что здесь ничего нельзя утаить.
— Знаю. — Лука глубоко вдохнул и громко выдохнул. Клара беззвучно заплакала, и это стало для Луки сигналом. Сейчас или никогда. — Я люблю ее, она для меня всё. Я знаю ее всю мою жизнь. Шестнадцать лет мы провели в разлуке и случайно встретились в Париже. Я люблю ее...
Ему стало легче дышать, легкие наполнились кислородом, казалось, он сейчас взлетит. Кошмар наконец-то закончился. Он справился. Сказано — не воротишь. Лука рассмеялся, чувствуя, как его лицо прояснилось. И с гордостью повторил:
— Я люблю ее.
— А как же я? И Катя? — Клара продолжала плакать. Почти шептала.
— Клара, ты же знаешь, почему мы поженились. Из-за ребенка...
Луке нелегко было это сказать. Он ничего не имел против Клары. В том, что произошло, была только его вина. Он снова связался с ней, хотя и не хотел. Да, она всегда была рядом, но у него был выбор, его никто не заставлял. Он ни о чем не задумывался. Клара всегда была рядом, мирилась со всеми его выходками, никогда ничего не говорила и не спрашивала, не жаловалась. Просто крутилась под боком. Черт возьми! Ему было неважно, Клара или любая другая. Теперь же они женаты, а он снова нашел Дору. И еще ребенок, его ребенок. Его дочь. Катя. Да, ее зовут Катя.
Внезапно он сорвался с места и стремглав бросился и спальню, где стояла детская кроватка, в которой, несмотря на жару, спала с открытым ртом его дочь. Катя. Ее кулачки вздрагивали, словно она боролась с невидимым призраком. Катя. Его дочь. Он наклонился и коснулся указательным пальцем ее щеки. Она приоткрыла глаза и снова заснула.
Лука почувствовал руку Клары у себя на спине. Жена стояла позади него.
— Посмотри на нее, на нашу дочь. Твою дочь. Неужели она не заслуживает того, чтобы иметь настоящую семью?
На этот вопрос нельзя было ответить. Не стоило. Лука рассматривал крохотное личико. Ничего настоящего здесь нет. А уж тем более семьи, о которой говорила Клара.
— Ты можешь себе представить, что не будешь с ней видеться, не сможешь проводить с ней каждый день, не сможешь держать ее на руках...
Его спина напряглась. Он снова вспотел. Лука почувствовал, что случилось. Он ни разу не держал Катю на руках. Не провел с ней ни минуты. Но он уже стал плохим отцом. В этот момент он возненавидел Клару. Теперь во всем была виновата она.
Лука молча вышел из комнаты, из дому. Покинул свою жизнь. Даже не сменив рубашку.
ГЛАВА 27
Августовское солнце жгло кожу даже в
— Что вы хотели мне сказать? — Дора чувствовала себя совсем не так уверенно, как могло показаться на первый взгляд. Но не стоило забывать, что притворяться — ее профессия.
— Я помню тебя еще маленькой девочкой. Ты повсюду ходила вместе с Лукой, вы катались на лодке. Вы были неразлучны.
Классическая ностальгия взрослых родителей по маленьким детям. Его глаза затуманились. Дора видела в них только маленького мальчика и его подружку.
— Вы об этом хотели со мной поговорить?
— Нет, конечно, нет. — Зоран посмотрел на нее и рассмеялся. Тепло. С искренней симпатией. — Я просто хотел тебе показать, что знаю, о чем идет речь и как давно длится ваша история. Понимаю, что ты значишь для моего сына. — Зоран перевел взгляд на бутылку пива, но так и не решился сделать глоток. — Лука рассказал тебе, как я тогда их оставил? Просто исчез.
— Да, я знаю. То есть Лука говорил, что вас какое-то время не было.
Дора не была наивна. Но она удивилась, что он рассказывал об этом ей. Именно ей. — Плохо было всем. Даже мне, хотя именно я ушел из семьи. Я так и не смог обрести покой. Мне казалось, что ради себя, ради своих детей, и в первую очередь ради Антики, я должен быть честным, разобраться в моих чувствах...
Зоран крутил в руках бутылку. Словно свою жизнь. Речь шла обо всем или ни о чем. Одно из двух.
— Я тоже считаю, что нужно быть ответственным по отношению к себе.
Доре было не по себе. Она чувствовала, что здесь что-то не так. Всё, что он говорил, было правильно, но все-таки что-то было не так. Ей хотелось встать и уйти. Но она продолжала сидеть.
— Это ничего не дало. Никому. Антика покончила с собой, Лука замкнулся, а потом и вовсе уехал, Ана слишком рано стала взрослой. Я был одинок. Все должно было быть по-другому. Я должен был приложить больше усилий. Вместо того чтобы сразу сдаться.
У Доры был готов мгновенный ответ: конечно, если есть ради чего стараться.
Дора говорила, подчеркивая каждое слово. В ее голосе было столько страсти, что Зоран взглянул ей в глаза и грустно кивнул:
— Если бы знать наверняка! — В его словах звучало отчаяние.
Внезапно Дора поняла, о чем идет речь и что нужно ответить.
— Мы с Лукой стоим любых усилий. Мы принадлежим друг другу.
Все было сказано. Дора четко изложила свою точку зрения.
— Не думай обо мне плохо, девочка, но мне кажется, что все должно остаться как есть. У тебя своя жизнь, у Луки — своя. Иначе все будет слишком сложно. — Зоран говорил очень тихо, как будто стыдился собственных слов. Не слишком сильно, но стыдился.