Каждый день, каждый час
Шрифт:
Она умела хорошо плавать. Оба они были отличными пловцами. «Словно рыбы», — часто повторяла его мама, которая сама не очень любила море. Полжизни она провела «в горах», боялась воды и никогда толком не училась плавать. Она входила в воду только там, где было мелко. «Осторожность — прежде всего», — говорила она, недоверчиво глядя на мужа. Отец Луки смеялся и целовал ее, или, по крайней мере, он делал так раньше: теперь он почти не смеялся и все реже целовал жену. Но Лука больше не хотел думать о них, это слишком, сентябрь на пороге, а теперь еще Дора не хочет кататься с ним на лодке. Это чересчур. И Лука не знал, что он должен
— Я хочу вниз, к утесу, — сказала она упрямо, но ее лицо было таким мечтательным, словно он только что ее разбудил.
— Как хочешь.
«Но у тебя не так много времени, — пронеслось у него в голове. — Скоро все кончится, и мы больше не сможем вместе путешествовать по волнам на моей лодке». Он представил дичайшую картину, опасные и совершенно невозможные события, что никогда не происходили и не произойдут.
Утес был высоким, крутым и голым. Там, где он уходил в море, тянулась узкая коса, образовывавшая небольшое омытое волнами плато, на котором можно было растянуться, при условии, что удастся найти дорогу. Крутой утес резко обрывался внутрь, поэтому сверху плато не было видно. Это была тайна. Секрет Доры и Луки. Год назад на соседнем рифе они нашли заросшую тропу, ведущую к морю. Оттуда узкий, темный туннель тянулся к этому самому плато. Собственно говоря, и тропу, и туннель обнаружила Дора.
Гладкая, нежная поверхность островка позволяла лежать на ней даже без полотенца. Посередине росла небольшая круглая пиния. Просто так. Из камня. Как будто на пустом месте. Там, где склон утеса переходил в плато, образовался небольшой грот. Прекрасное убежище, чтобы переждать дождь или спрятаться от солнца, когда оно стоит высоко в небе. Кроме того, пещера находилась достаточно высоко, и волны не могли до нее добраться. Когда там не было Доры и Луки, ее населяли крабы, муравьи н моллюски. Их останки ребята затем бросали в море. Этой весной в кроне пинии свила гнездо ласточка. Лука нарисовал новоиспеченное семейство, а картину, естественно, подарил Доре. Хотя она его и не просила. Правда, она бы сделала это, если бы он не опередил ее желание. Утес был для них обоих родным домом. Здесь не было ни двери, ни таблички, ни звонка. Но это был их дом.
— Я не плакала.
— Пойдем купаться.
Маленькие волны образовывали на поверхности блестящие нити жемчуга.
— Смотри, у меня есть кое-что для тебя. — Дора протянула испачканную шоколадом ладошку.
— Что это?
— Шоколадка. «Моцартовский» шарик. Меня угостила женщина в гостинице за то, что я принесла ей газету.
— Откуда ты знаешь, вдруг она отравлена!
— С чего бы ей быть отравленной? Ты просто ревнуешь, — сказала Дора грустно и посмотрела на шарик в руке. — Ты никогда не пробовал ничего слаще.
— Не хочу. Нельзя есть все, что дают незнакомые люди.
— Знаю. Но я с ней знакома. Она приезжала в прошлом году. Мы с ней подружки.
Лука снова слышал слезы в ее голосе. Он повернулся и поспешил к утесу:
— Мне все равно. Тогда я пойду плавать один, а ты можешь есть свои «моцартовские» шарики с твоей лучшей подругой! Дурацкое название!
— Так я и сделаю! А затем пойду с ней нырять, раз ты такой противный!
Она поспешила за ним следом. Около утеса Дора уселась посреди пыльной дороги и начала разворачивать красивую обертку. На жаре шарик потерял форму,
Лука наблюдал за ней. Посмотрел на темно-коричневый след у нее на руке. Затем быстро отвернулся и поспешил дальше. Лука практически бежал, он легко мог поскользнуться, но ему было плевать, он должен был уйти как можно дальше от этого шоколадного пятна на ее руке.
— Что ты делаешь? Ты же упадешь! — Дора вскочила и поспешила за ним. Она продолжала говорить: — Ты хочешь свернуть шею и свалиться в воду? Мне придется тебя вылавливать, а если ты погибнешь, то завтра я пойду в музей ракушек одна. Кому я тогда буду все рассказывать и показывать, если ты умрешь, а я вытащу из воды только твое тело? И что я скажу твоим папе и маме, которые будут винить во всем меня, потому что я должна была лучше присматривать за тобой...
А затем это случилось на самом деле. Лука закричал, и почти тут же закричала Дора, так как его больше не было видно. Она так торопилась, что чуть не свернула себе шею, а затем увидела, что он стоит на плато и считает. Дора точно это знала, хотя он стоял, повернувшись к ней спиной. Она была в такой ярости, ей так надоело постоянно за ним приглядывать, что она набросилась на него с кулаками:
— Ты должен прекратить, сейчас же перестань, я...
Затем Дора увидела то же, что и он. И закричала. Она отвернулась и уткнулась Луке в костлявое плечо. Ей было больно, но Дора обрадовалась возможности отвлечься, все лучше, чем думать о том, что они только что увидели. Ее сейчас вырвет. Она почувствовала, как тошнота подступила к горлу.
— Что будем делать?
Дора старалась сдержать колбаски, картошку, свеклу, помидоры, огурцы, листья салата, шоколадное мороженое и конфетку, которые просились наружу из желудка. Она никак не решалась открыть рот.
— Дора, что будем делать?
Лука удивленно смотрел на нее, его глаза расширились от ужаса. Но он все же дышал. Теперь Дора могла отвести от него взгляд. Она заставила себя посмотреть на мертвых чаек. Сначала одним глазом. Ее план был таков. Если один глаз привыкнет, можно попробовать взглянуть обоими. Решение было нелегким! Дора моргнула левым, а затем правым глазом. Она столько раз репетировала. Хорошая актриса должна так уметь.
— Что ты там делаешь?
— Думаю, — лишь слегка соврала Дора. Она же правда пыталась думать, просто у нее не получалось.
— Их пристрелили? Это же запрещено! И почему как раз на нашем утесе? Они не должны были так поступать, не имели права...
— Закрой рот! Я не могу сосредоточиться!
Дора яростно посмотрела на него.
— Что бы с ними ни произошло, и кто бы это ни сделал, мы должны о них позаботиться, теперь они наши, ведь они оказались около нашей двери.
Лука задумался.
— Ты думаешь, что они, как те дети, которых оставляют на пороге церкви, чтобы другие их опекали?
— Именно так я и думаю.
Дора гордилась Лукой.
— И что мы будем с ними делать?
— Мы похороним их, это ясно. Наверху, в лесу.
— Думаешь, их кто-то пристрелил?
— Нет, мне кажется, они дрались.
— Дрались? Из-за чего?
— Из-за самки, из-за чего же еще! И оба погибли.
— Глупо, по-моему.
Лука так не считал.
— Романтично, — сказала Дора, ее голос звучал мечтательно. — Кто-то так сильно любит, что готов для другого на все...