Каждый — исследователь
Шрифт:
— Я заставлю понять их, — упрямо сказал Чаунс. Поспешно расправившись с банкой свиного фарша и кружкой кофе, он готов был сделать еще одну попытку.
Он высоко поднял прицел.
— Еще, — сказал он туземцам, — еще, — делая при этом округлые движения руками. Он показал сначала на один прицел, потом на второй, затем изобразил воображаемый ряд добавочных прицелов перед ним. — Еще.
Когда солнце совсем скрылось за горизонтом, со всех концов поля послышалось громкое жужжание. Каждое существо, находящееся на поле, опустив голову, подняло хвост и изо всех
— Великий Космос, — встревоженно пробормотал Смит. — Эй, погляди-ка на цветы. — И снова чихнул.
Бледно-розовые цветы, закрываясь, съеживались на глазах.
Чаунс крикнул, перекрывая жужжание:
— Возможно, это реакция на заход солнца. Ты же знаешь, что многие цветы на ночь закрываются. Шум может быть религиозным сопровождением этого события.
Легкий хлопок хвоста по запястью привлек внимание Чаунса. Кончик хвоста ближайшего к нему существа был поднят к небу, указывая на светящуюся точку низко над горизонтом. Хвост махнул в сторону прицела, затем вновь указал на звезду.
— Конечно… внутренняя планета, — возбужденно сказал Чаунс, — на ней другие обитатели. Они, должно быть, прилетели оттуда. — Затем, вспомнив кое о чем, он внезапно закричал: — Эй, Смит, гиператомные двигатели все еще не починены!
Смит выглядел потрясенным, потому что тоже забыл об этом. Затем пробормотал:
— Ты хочешь сказать… Но они в порядке.
— Ты наладил их?
— Я к ним даже не притрагивался. Но когда я стал проверять прицелы, то использовал гиператомные, и они работали. Я даже не обратил на это внимания, совсем забыл, что они были неисправны. Во всяком случае, они действуют.
— Тогда идем, — немедленно сказал Чаунс. Он даже не вспомнил об отдыхе.
Во время шестичасового полета никто не смог спать. Они провели все это время за пультом управления, охваченные почти наркотической страстью. Как и в первый раз, они выбрали обнаженный участок почвы и приземлились.
Планета была теплее первой. Климат напоминал тропическую жару. Неподалеку спокойно текла широкая, мутная река. Ближний берег, покрытый затвердевшим илом, был усеян широкими отверстиями.
Они вышли наружу, и Смит хрипло вскрикнул:
— Гляди-ка, Чаунс!
Чаунс сбросил с плеча его руку и сказал:
— Будь я проклят, если это не те же растения!
Они не ошиблись: бледно-розовые цветы, стебли с жилистыми почками и внизу почки побегов. Растения стояли такими же геометрически правильными рядами, заботливо высаженные и удобренные, окруженные ирригационными канавками.
— Мы часом не ошиблись и не вернулись… — протянул Смит.
— Посмотри на солнце, оно в два раза больше. И взгляни-ка туда…
Из ближайших нор на берегу появились гладко-коричневые существа, лишенные членов. Они были около фута в диаметре и десять в длину. Оба конца одинаково бесформенные и тупые. По бокам тянулись выпуклости. Как по сигналу, эти выпуклости выросли в жирные пузыри, разделившиеся надвое, и образовали безгубые зияющие рты, открывающиеся и закрывающиеся с шумом, напоминающим стук сухих палочек.
Затем,
Смит чихнул, закрываясь рукавом куртки, с которой облачком поднялась мелкая пыль.
С изумлением посмотрев на нее, он похлопал себя и сказал:
— Проклятие, я весь пропылился. — Пыль поднялась с него, как бледно-розовый туман. — Ты тоже, — прибавил он, отряхивав Чаунса.
Оба стали чихать.
— Думаю, мы набрались этой пыли на той планете.
— Мы можем подхватить аллергию.
— Это неважно. — Чаунс поднял один из прицелов и крикнул змеевидным существам: — У вас есть такие?
Какое-то время не было слышно ничего, кроме плеска воды. Потом несколько змеевидных существ скользнули в реку и вернулись с серебристыми кусками водорослей.
Затем одно из существ, несколько длиннее остальных, подползло к ним, приподняло один конец на несколько дюймов и стало водить им из стороны в сторону. Одна из выпуклостей распухла, затем раскололась с отчетливым хлопком. В образовавшихся половинках лежали два прицела, точные копии двух первых.
— Господь небесный, разве они не красавцы? — исступленно воскликнул Чаунс.
Поспешно шагнув вперед, он протянул к прицелам руки. Державшая их опухоль утончилась и вытянулась, образуя подобие щупалец, которые протянулись к нему.
Чаунс рассмеялся. Это были настоящие прицелы Гамова, точные копии двух первых. Он стал вертеть их в руках.
До него как сквозь туман донесся крик Смита:
— Ты что, не слышишь меня? Чаунс, будь ты проклят, послушай!
— Что? — сказал Чаунс, смутно сознавая, что Смит кричит ему уже около минуты.
— Посмотри на цветы.
Цветы закрывались, как и на первой планете. Вдоль их рядов стояли змеевидные существа, поднявшись на одном из концов и раскачиваясь в странном, ломаном ритме. Над бледно-розовыми цветами были видны только их верхние тупые концы.
— Ты говорил, что они закрываются с приходом ночи. А сейчас ясный день, — напомнил Смит.
Чаунс пожал плечами.
— Разные планеты, разные растения. Пошли дальше. Здесь мы получили два прицела, но их должно быть больше.
— Чаунс, давай полетим домой. — Смит крепко расставил ноги и схватил Чаунса за шиворот.
Чаунс с негодованием повернулся к нему.
— Что ты делаешь?
— Я ударю тебя, если ты сейчас же не вернешься со мной на корабль.
Секунду Чаунс стоил неподвижно, затем его бешенство угасло, и им овладела слабость.
— Олл райт.
Они были на полпути из звездного скопления, когда Смит заговорил:
— Как ты?
Чаунс сел на койке и взъерошил волосы.
— Кажется, нормально. Снова в своем уме. Сколько я спал?
— Двенадцать часов.
— А ты?
— Я подремал. — Смит нарочито повернулся к приборам и что-то слегка подрегулировал. Затем быстро спросил: — Ты понимаешь, что произошло на этих планетах?