Каждый мародер желает знать…
Шрифт:
— Я подозревал, — сказал Стас и снова замолчал.
— Слушай, Стас, я вот правда тебя сейчас совсем не понимаю, — я поставил бутылку в траву и куснул соленый кренделек. — Так и сразу бы сказал, что тебе просто сопровождение нужно, чтобы добраться до Белобородово. Для чего было огород-то городить?
— Да не городил я ничего! — выкрикнул вдруг Стас. — Этот Панфил со своим критием и всеми этими механическими штуками и шагоходами — это и правда загадка! Я слышал, что он жив, но думал, что он просто выживший из ума старик-отшельник. Развяжи меня. Не буду я больше никуда убегать...
— Что-то у меня не
— Я же говорю, что все пошло вразнос с самого начала, — Стас насупился. — С того момента, как этот придурок малолетний начал по нам стрелять. Ну да, я дурак. Хотелось, чтобы все выглядело загадочно и таинственно, а получилось... Что получилось.
Врет? Я смотрел на Стаса. Лицо его отражало бурю самых разных эмоций, но понять стопроцентно, что сейчас он действительно говорит правду, я не мог. Кто может ручаться, что его целью на самом деле было не привести нас в Белобородово и продать Хозяину вместе с ящиком вишнегового сидра и кренделями, а? Кто ты, Стас? Дурак выпендрежный или все-таки подлец?
Рассудочная часть моего мозга склонялась ко второй версии. Я же про этого франта ничего толком не знаю. Он может преследовать какие угодно цели. Ясно, что в Белобородово все пошло по бороде, вот только сейчас он может наговорить все, что угодно. Прощения он там просил, когда про бюрократию речь зашла... Просто талантливо играл? Или действительно просто молодой дурак, который что-то там себ напридумывал, но на самом деле ничего плохого не хотел?
Эмоциональная часть моего мозга склонялась как раз к этой версии.
— Гиена, ты что-нибудь понял? — устало спросил я.
— Я вот размышляю о том, что ежели ему палец сломать, он эту же историю нам повторит или как-то иначе запоет? — Гиена задумчиво почесал бороду. — Фу, пойло еще это приторное... А пива у нас там в кузове нет что ли обычного?
— Ладно, хрен с ним пока, с Панфилом Демидовым, мутная это все какая-то история, — я заглянул в свою бутылку. Темно-красная жидкость плескалась уже на донышке. — Лучше вот что скажи, Стас... А Егорьево чем у нас знаменито? Есть там что интересное?
— Егорьево? — Стас от неожиданности аж вздрогнул.
— Ну да, деревня эта вот по соседству, — я махнул рукой куда-то в сторону запада. — Ты их всех нас тут самый бывалый абориген, вдруг знаешь что любопытное...
— Там коров разводят и в Томск молоко и мясо возят, вроде, — неуверенно проговорил Стас. — Ярмарка у них бывает по весне, в Навий день.
— Опасное место или скучное? — спросил я.
— Сложно сказать, — Стас пожал плечами. — Я сам там не был. Кто-то рассказывал, что тамошняя Семибратка и Жулень — это ужас, какие притоны, и живым оттуда никто не выбирается. А кто-то...
— Ярмарка в Навий день? — встрял Гиена. — Так ведь никто не делает!
— За что купил, за то и продаю, — огрызнулся Стас. — Можешь сам спросить, если приедем.
—
— Значит так, драгоценные мои, — я одним глотком осушил оставшийся сидр. — У нас есть сейчас два варианта. Или мы решаем, что Стас — это злыдень и упырь и заслуживает всяческих кар. Или признаем его сглупившим малолетним дураком. В первом случае проще всего, не мудрствуя, перерезать ему глотку и прикопать в ближайшем леске, — глаза Гиены хищно вспыхнули, он покрепче сжал рукоять ножа. — Ша, Гиена, остынь. Все бы тебе глотки резать... Во втором же случае мы сейчас просто его развязываем, забываем дурацкое Белобородово до поры до времени как страшный сон, жмем друг другу руки, пьем еще по бутылочке... В общем, как все поняли, я за второй вариант.
— А ежели мы спать ляжем, и он нас... того? — Гиена чиркнул обратной стороной ножа по своей бороде.
— Гиена, ну подумай ты единственной оставшейся у тебя извилиной, а? — я взвесил в руке пустую бутылку, примериваясь запустить ее в ближайшие кусты, но передумал. Нефиг мусорить тут. — Если бы он непременно хотел нас уморить, то стал бы он эту канитель с экспедицией затевать и сидр ящиками закупать? Он мог бы эти деньги любым ушкуйникам с Уржатки выдать, и они нас, как миленьких бы ухайдокали.
— Так мож он зло после затаил... Гиена зыркнул на Стаса, всем своим видом показывая подозрительность, но уже без прежнего задора. — Да ладно, ладно, Боня, согласен. Не сделали мы ему покамест ничего плохого.
— Короче, Стас, — я поднялся и потянулся за ножом. В глазах Стаса снова мелькнул страх. — Не знаю, что ты там от нас скрываешь. Твое право, у каждого свои секреты. Разбираться, кто кому чего и сколько должен, вы будете с Бюрократом.
Я обошел сидящего на траве Стаса, наклонился и перерезал веревку, стягивавшую его запястья.
— Мир? — я убрал нож обратно в ножны и протянул Стасу руку.
Тот сомневался, наверное, целую минуту. Смотрел на меня снизу вверх, и лицо его было прямо-таки рингом боя между недоверием и надеждой. Терпеть, блин, не могу такие вот ситуации, когда что-то идет не так, все истерят, потом начинают выяснять, кто мудак. И этот вот вбитый клин чем дальше, тем сложнее вытащить. Собственно, я поэтому и забил на логичные доводы своего голоса разума. Либо выход из ситуации — прирезать Стаса, либо...
— Мир, — сказал Стас и принял рукопожатие. Я помог ему подняться.
— Ну так что, заглянем в Егорьево? — спросил я. — Правда не знаю, зачем. Просто мы в дороге, до Томска — рукой подать... Знакомства что ли какие заведем на безрыбье...
Сначала я увидел коров, конечно. Они паслись на склоне пологого холма. Лоснящиеся такие, все примерно одинаковой масти — черно-белыми пятнами. Кто-то когда-то в прошлой жизни мне читал пьяную лекцию о том, чем мясные породы коров отличаются от молочных, но я, разумеется, ничего не запомнил. Логика мне подсказывает, что мясные коровы — это большие и толстые, а у молочных — больше сиськи. В смысле, вымя. Вот только определить, как какой именно разновидности относились пасущиеся на склоне буренки, моей логики все равно не хватило.