Каждый выбирает для себя
Шрифт:
— Как скажешь. Правило номер один: меньше знаешь — уверен в завтрашнем дне.
Глава 6
…Его сильно толкнули, и он упал на выщербленный пол небольшой пещеры. Единственный источник света, рассеявший сырой мрак этого логова, исходил от небольшого отверстия, служившего входом. Боевики плотно завалили его большим камнем, и грот опять погрузился в вязкую, почти материально ощутимую тьму.
Несколько минут было тихо. Потом, рядом, послышался шорох, и кто-то невидимый приблизился к нему. Вонь давно немытого тела, ударила в ноздри и подействовала, как нашатырь. Он поморщился и открыл глаза. Ни один блик не отразился в сетчатке. «Я ослеп, — мысль констатировала этот факт ровно, без эмоций, — интересно, навсегда или
Громкое сопение невидимого соседа приблизилось. Смрад, исходящий от него заставил дернуть головой, что причинило новую вспышку боли в затылке.
— Эй, ты кто? — спросил незнакомец.
— А ты?
— Капитан российской армии, Дмитрий Александрович Соколов. Бывший командир, бывшей мотострелковой роты.
— Рядовой Александр Шульгин, отдельный разведбат… — и после секундной заминки, добавил, — можно просто Шурик. Мне так привычнее.
Глаза стали привыкать к темноте, и Шурик с удовлетворением отметил, что уже может различить контуры фигуры собеседника.
— Где мы?
— Точно не знаю. Где-то в горах. Бандюки таскают нас с мешками на голове.
— Чего им надо?
— Известно чего. Либо выкуп, либо обмен на своих.
— Здесь еще есть кто-нибудь?
— Да, Вартан, предприниматель из Ставрополья. Когда меня взяли, а это — пару недель назад, он с ними уже около месяца мыкался. У тебя есть, кто может заплатить деньги?
— Нет, — Шурик вспомнил свою «образцово-показательную» семью, в бюджете которой никогда не было статьи «непредвиденные расходы».
В дальнем углу послышался тихий стон.
— Кажется, очнулся, — капитан тяжело вздохнул, — Его бьют каждый день. Требуют полмиллиона «зеленых». Три пальца уже ушли бандеролями к родственникам. Те говорят, что собирают нужную сумму, но Ахмету, это главарь, надоело ждать. Он сказал, если, через неделю не получит хотя бы половину — отрежет Вартану голову и отправит его родителям.
— А Вы, товарищ капитан, тоже выкуп ждете?
— Нет, — капитан снова вздохнул, — некому за меня платить. Детдомовский я. Ни родителей, ни братьев с сестрами не имею. Жениться, тоже еще не успел. Видимо, к счастью. Но я им соврал, что мой дядька — крупная «шишка» в «Газпроме». Написал ему письмо. То есть, немного оттянул приговор. Правда, ждать, то бишь, жить недолго осталось. А жаль… От скольких бы подонков еще успел землю освободить.
В рутине томительного бездействия прошла неделя. Шурик, без особой надежды, передал боевикам записку для матери с просьбой о выкупе в сто тысяч долларов и не питая иллюзий по этому поводу, сразу выбросил бредовую идею из головы. Коротая время, разговаривал с капитаном. Беседовали, в основном, вспоминая прошлое и рисуя картины маловероятного будущего. Настоящее, по мере возможности, не сговариваясь, старались обходить. Изредка его таскали к Ахмету. Он не выведывал военных тайн. Шурика не били, не отрезали пальцы. Ахмет, просто, разговаривал с ним о том, о сем. В общем, ни о чем. Странный какой-то…
На восьмое утро, кто-то отвалил камень в сторону, и солнечные лучи мощным потоком ворвались в сырую пещеру. Капитан отвернулся, а Шурик инстинктивно, крепко зажмурился.
— Выползайте, русские свиньи! — раздался низкий, хриплый, с характерным кавказским акцентом, голос.
Щурясь от яркого света, Шурик вылез из норы, встал во весь рост и потянулся. Четверо, хорошо вооруженных боевиков держали его на прицелах автоматов.
— Солдат, помоги, — капитан пыхтел, пытаясь вытащить на себе обессиленное, маленькое, но грузное тело Вартана.
Перебросив руку бизнесмена, изуродованная кисть которой была неумело перевязана грязными тряпками, через плечо, Шурик вопросительно взглянул на Соколова: «Что дальше?». Тот, молча, кивнул в
— Приглашение к очередной задушевной беседе.
— Заткнись, собака! — один из бойцов подскочил и с размаха врезал капитану прикладом под ребра, — заговоришь, когда тебя спросят. Иди вперед. Ахмет не любит ждать.
Под сенью деревьев, вокруг выложенного камнями очага расположились семеро суровых мужчин, в камуфляже. На вертеле аппетитно шкворчала баранья нога. Пленников подвели и приказали остановиться напротив широкоплечего угрюмого бородача, сидевшего в центре. Это и был Ахмет, командир одного из многочисленных бандформирований рассеянных по горам Чечни и «зализывавших раны» после недавней крупной операции федеральных сил.
Ахмет поднял голову и внимательно посмотрел на свою «добычу». Его глаза не излучали ни фанатичной ненависти, ни маниакальной слепой ярости и желания убивать. В его взгляде отражалась напряженная работа недюжинного ума. В свое время, будущий борец за свободу Ичкерии, с отличием закончил один из ведущих российских вузов. В совершенстве знал английский, французский, арабский языки. Неплохо говорил на испанском и немецком. Далеко продвинулся в области психологии. Ему прочили большое научное будущее… Но судьба распорядилась иначе…
— Итак, господа обреченные, — тихо начал он, — у меня для вас есть две новости. Простите за невольное, банальное клише, но их действительно две: хорошая и плохая. Я не буду спрашивать, с какой начинать, поскольку, в любом порядке изложения, одна вытекает из другой. Во-первых, я решил отпустить одного из вас. В моем штабе, — он кивнул на сидящих рядом, — мнения разделились, но мне удалось склонить несогласных на свою сторону. Причин несколько: из-за вас, мой отряд теряет определенный процент мобильности. Вы для меня — ненужный балласт. Сегодня утром, я получил окончательные достоверные сведения, что ваши жизни никого из родственников не интересуют. У капитана их вовсе нет. А великая Россия не намерена размениваться на такую пыль, как вы. Кажется, еще Сталин ввел подобную практику, начав с собственного сына: «Я, рядовых на фельдмаршалов не меняю!». Рационально, но не по человечески. Не любит вас родная держава. Эту проблему можно было бы решить радикально. Но я не садист, не живодер. Я — воин. Ваша кровь, пролитая не в бою, не принесет мне каких-либо дивидендов, ни моральных, ни материальных. Моя цель — чтобы один из вас доставил сообщение, вашему командованию. Гарантией же того, что мои слова будут переданы точно и по назначению, пусть послужит ваша солдатская честь, в которую я, как ни странно, верю. Оставшийся здесь, будет двойным заложником: фактически — моим, морально — вашей совести. Почему я говорю о заложнике в единственном числе и делаю упор на воинскую честь? Это проясняет вторая новость, неприятная для Вартана. Он не попадает в число кандидатов на освобождение из-за своей физической и духовной слабости, из-за своей лживости и порочности. Да-да, Вартан, — отвечая на молящее вопросительный взгляд толстяка, проговорил Ахмет, — Ты хотел обмануть меня, скрыв, что в твоем, личном активе, гораздо большая сумма, чем я запросил. Но, даже, ее ты решил снять со своих близких, которые, действительно, не смогли насобирать и десятой части. Ты сам оценил себя дешевле денег. Ты никчемный человечишка. Поэтому, твое место в стаде тупых баранов. И сегодня, твоя очередь идти на бойню.
— Не-е-е-е-т, — Вартан протяжно завопил и начал биться в истерике.
— Уберите его, — презрительно морщась, приказал Ахмет.
К Вартану резво подскочили два боевика, подхватили его под руки и уволокли с поляны. Через минуту раздался душераздирающий крик, перешедший в хрип. Потом все стихло.
— Аллах ху акбар! — Ахмет закатил глаза, символически омыл лицо и воздел руки к небу, — Теперь, что касается вас двоих. Как вы понимаете, я возлагаю большую надежду на эту миссию. Поэтому, отсюда уйдет сильнейший, который способен добраться живым до конечной цели. Обоих я видел в бою и считаю, что вы достойные соперники. Состязание начнется через час. Только не думайте, что вам удастся отказаться от схватки. Я, с сожалением, но поступлюсь принципами и убью обоих. Так что решайте: жить вам или умереть…