Казино «Руаяль»

Флеминг Ян

Но когда я узнала, что они сделали с тобой, хотя это были не они, а предатель Намбер (к тому времени он уже стал для них предателем), я решила, что с меня довольно. Я уже любила тебя. Они хотели, чтобы я, пока ты лежал в клинике, выяснила у тебя какие-то сведения, но я отказалась. Они контролировали меня через Париж. Я должна была дважды в день звонить туда. Я не звонила. Они мне угрожали. Сказали, что мой друг в Польше должен

будет умереть. Возможно, они боялись, что я могу заговорить, по крайней мере, я так думаю. Мне передали последнее предупреждение — если я откажусь работать на них, мной займется СМЕРШ. Я не испугалась. Я любила тебя. А потом я увидела в «Сплендиде» человека с черной повязкой и выяснила, что он интересовался мною. Это было накануне того, как мы приехали сюда. Я надеялась, что смогу спрятаться от него. Я любила тебя, я хотела быть с тобой, а потом я бы попыталась через Гавр уехать в Латинскую Америку. Я хотела иметь от тебя ребенка и начать другую жизнь. Но нас нашли. От них невозможно убежать.

Я знала, что, если я все расскажу тебе, это будет конец нашей любви. И я поняла, что у меня нет выбора: или я буду ждать, пока меня убьет СМЕРШ, и тогда, возможно, тебя убьют вместе со мной, или я умру сама.

Помочь тебе я почти ничем не могу. Я знаю очень немного. Номер в Париже — коммутатор Энвалид 55—20. В Лондоне все передавалось через связника — продавца в газетном киоске на Чаринг-кросс, 450.

В самом начале нашего знакомства ты рассказывал мне о человеке, который сказал, что его закрутил мировой водоворот. Это единственное, что меня извиняет. Это и еще любовь к человеку, которому я пыталась спасти жизнь.

Уже утро, я устала, а ты рядом — за этими двумя дверьми. Но я должна быть мужественной. Ты мог бы спасти мне жизнь, но я не смогла бы больше вынести твой взгляд, любимый.

Любимый мой... любимый".

В глазах у него стояли слезы; смахнув их, он взял себя в руки. Лицо его было спокойно и безучастно, когда он, одевшись, спустился к телефону.

Дожидаясь, когда дадут Лондон, он хладнокровно выстраивал в одну линию факты из письма Веспер. Все становилось на свои места. Те вопросительные знаки, которые его инстинкт расставлял последние четыре недели, а разум отметал, были теперь понятны, как указатели на дороге.

Сейчас он видел в ней только агента противника. Их любовь и его боль были отброшены на второй план. Когда-нибудь потом, быть может,

он извлечет их из памяти, попытается бесстрастно разобраться в своих чувствах и спрятать их поглубже, туда, где хранятся и постепенно исчезают другие сентиментальные воспоминания. Сейчас он мог думать только о предательстве Веспер и о том, чем это предательство обернется. Как профессионал, он думал только о последствиях: горели «крыши», служившие годами, коды наверняка раскрыты; центр S, который должен был раскрывать секреты Советского Союза, выдавал ему свои собственные...

Бонд сжал зубы. Внезапно в памяти всплыли слова Матиса:

«Вокруг нас много черных мишеней». И еще раньше: «А СМЕРШ?... Мне не нравится, что эти люди спокойно разгуливают по Франции, как хотят, и убивают всех, кто, как им кажется, предал их режим». Как быстро подтвердились эти слова! И как быстро рассыпались его собственные софизмы!

Пока он, Бонд, играл в индейцев (выражение Намбера показалось Бонду очень точным), настоящий противник спокойно, хладнокровно, без всякого героизма работал рядом с ним.

Он сжал кулаки, ногти впились в ладони. Он был в холодном поту от стыда. Ну что ж, еще не поздно! Для него есть подходящая цель, она совсем рядом. Он займется СМЕРШ и будет охотиться на него, пока не затравит этого зверя. Без СМЕРШ, этого орудия смерти и мести, МВД будет самой обычной организацией обычной разведки, той, не хуже и не лучше, чем любая разведка других стран.

В этом была вся суть русской машины. Ее двигателем был страх, при котором человеку безопаснее идти вперед, чем отступить. Иди на врага, и его пуля, может быть, пролетит мимо. Отступи, сделай шаг в сторону — и пуля не пощадит. Теперь его цель — рука с кнутом и пистолетом. Разведка пусть остается за мальчиками с белыми воротничками. Пусть они посылают и ловят агентов. Он же займется теми, чьего удара в спину боятся люди. Страхом, который делает их агентами. Зазвонил телефон. Бонд снял трубку. На проводе было «звено», офицер наружной связи, единственный человек в Лондоне, с которым разрешалось связываться по телефону из-за границы при крайней необходимости. — 007 у телефона. Говорю по открытой линии. Срочная информация. Вы меня слышите? Немедленно передайте: «3030 был двойным агентом, работающим на красных». Да, черт возьми, я сказал «был». Она сдохла.