Казино (сборник)
Шрифт:
О том, что он обманывает жену, Месяцев как-то не подумал. Люля и Ирина – это две параллельные прямые, которые не пересекутся, сколько бы их ни продолжали. Два параллельных мира со своими законами.
Ветер, вспомнил Месяцев. Стихия. Врет все. Кому она звонила, когда просила жетон? И какое напряженное было у нее лицо... Что-то не получалось. С кем-то выясняла отношения. Конечно же, с мужчиной... Поэтому и плакала, когда сидела в зале и слушала музыку. Поэтому и отдалась на снегу. Мстила. И сейчас наверняка звонит
Месяцев развернул машину и поехал обратно. Зачем? Непонятно. Что он мог ей предложить? Часть себя. Значит, и он тоже должен рассчитывать на часть. Не на целое. Сознанием он все понимал, но бессознательное развернуло его и гнало по Кольцевой дороге.
Месяцев подъехал к корпусу. Вышел из машины.
Дежурная сменилась. Была другая.
– Вам кого? – спросила она.
– Елену Геннадьевну.
– Как фамилия?
– Я не знаю, – сказал Месяцев.
– А в каком номере?
– Не помню. – Месяцев зрительно знал расположение ее номера.
– Куда – не знаете, к кому – не знаете. Мы так не пропускаем, – строго сказала дежурная.
Он не стал препираться, отошел от корпуса, отодвинул себя от хамства. Стоял на дороге, наклонив голову, как одинокий конь. Люля шла по знакомой дороге – высокая, прямая, в длинной шубе и маленькой спортивной шапочке, надвинутой на глаза. Она увидела его и не побежала. Спокойно подошла. Так же спокойно сказала:
– Я знала, что увижу тебя.
– Откуда ты знала? Я же уехал.
Люля молчала. Что можно было ответить на то, что он уехал и снова оказался на прежнем месте? Она как будто определила радиус, за который он не мог выскочить.
– Я не имею права тебя расспрашивать, – мрачно сказал Месяцев.
– Не расспрашивай, – согласилась Люля.
– Не обманывай меня. Я прощаю все, кроме лжи. Ложь меня убивает. Убивает все чувства. Я тебя умоляю...
Месяцев замолчал. Он боялся, что заплачет.
– Если хочешь, оставайся на ночь, – предложила Люля. – Уже темно. Утром поедешь.
– Не хочу я на ночь. Не нужны мне эти разовые радости. Я хочу играть, и чтобы ты слушала. Хочу летать по миру, и чтобы ты сидела рядом со мной в самолете и мы читали бы журналы. А потом селились бы в дорогих гостиницах и начинали утро с апельсинового сока...
Он бормотал и пьянел от своих слов.
– Ты делаешь мне предложение?
– Нет. Я просто говорю, что это было бы хорошо. Поедем со мной во Францию?
Люля стояла и раздумывала: может быть, выбирала между Францией и тем, кому она звонила.
– А куда именно? В Париж? – спросила она.
– Юг Франции. Марсель, Канн, Ницца...
Люля никак не реагировала. Почему он решил, что она примет его приглашение? Почему он так самоуверен?
Марсель оказался типичным портовым городом – красивый и шумный, отдаленно напоминающий Одессу.
Месяцев дал в нем четыре концерта.
После
Подходили бывшие диссиденты. Но какой смысл сегодня в диссиде? Говори что хочешь. Гласность отбила у них хлеб.
Из Марселя переехали в Канн. Опустевший курорт. Город старичков. Точнее, город богатых старичков. Они всю жизнь трудились, копили. А теперь живут в свое удовольствие.
Люля смотрела на старух в седых букольках и норковых накидках.
– Надо жить в молодости, – сказала Люля. – А в старости какая разница?
– Очень глупое замечание, – откомментировал Месяцев.
Люля не любила гулять. Ее совершенно не интересовала архитектура. Она смотрела только в витрины магазинов. Не пропускала ни одной. Продавщицы не отставали от Люли, целовали кончики своих пальцев, сложенных в щепотку, а потом распускали эти пальцы в воображаемый цветок. Люля и в самом деле выходила из примерочной сногсшибательной красоты и прелести. Казалось, костюм находил свою единственно возможную модель. Обидно было не купить. И они покупали. Месяцев покупал по кредитной карте и даже не понял, сколько потратил. Много.
Вся поездка по югу Франции превратилась в одно сплошное нескончаемое ожидание. Люля постоянно звонила в Москву и заходила в каждый автомат на улице. А он ждал. Говорила она недолго, и ждать – нетрудно, но он мучился, потому что за стеклянной дверью автомата протекала ее собственная жизнь, скрытая от него.
Однажды он воспользовался ее отсутствием и сам позвонил домой. Подошла дочь.
– Ты меня не встречай, – предупредил Месяцев. – За мной пришлют машину.
– Я все равно приеду.
– Но зачем?
– Я увижу тебя на два часа раньше.
– Но зачем тебе мотаться, уставать?
– Это решаю я.
Аня положила трубку. Зачем еще кто-то, когда дома все так прочно?
Месяцев вышел из автомата.
– Куда ты звонил? – спросила Люля.
– Своему агенту, – соврал Месяцев.
Он мог бы сказать и правду. Но у них с Люлей общие только десять дней. А потом они разойдутся по своим параллельным прямым. Это случится неизбежно. И пусть хотя бы эти десять дней – общие.
– Ты о чем думаешь? – Люля пытливо заглядывала, приближая свое лицо. От ее лица веяло теплом и земляничным листом.
– Так, вообще... – уклонялся он.
Он готов был тратить, врать, только бы видеть близко это лицо с высокими бровями.
Каждый вечер после концерта они возвращались в гостиницу, ложились вместе и обхватывали друг друга так, будто боялись, что их растащат. Обходились без излишеств, без криков и прочего звукового оформления. Это было не нужно. Все это было нужно в начале знакомства, как дополнительный свет в темном помещении. А здесь и так светло. Внутренний свет.