Казино смерти
Шрифт:
Он не продемонстрировал мне истинное состояние своего трупа в момент смерти, за что я был ему только признателен.
Периферийным зрением я уловил движение в тенях. Из темноты вышел еще один бродячий мертвый.
Глава 24
В луч моего фонарика ступила симпатичная молодая блондинка в сине-желтом платье с нескромным декольте. Она улыбнулась, но тут же улыбка ее поблекла.
Справа появилась старуха с вытянувшимся лицом и глазами, лишенными надежды. Потянулась
Слева возник мужчина, низенький, рыжеволосый, веселый, да только душевная боль, стоявшая в его глазах, никак не вязалась с улыбкой.
Я повернулся, луч моего фонаря нашел и других. Официантку коктейль-холла в костюме индейской принцессы. Охранника казино с пистолетом на бедре.
Молодого чернокожего мужчину, одетого по последней моде, с подвеской из нефрита на шее. Этот постоянно теребил пальцами то шелковую рубашку, то пиджак, словно в смерти его раздражала дань моде, которую он отдавал при жизни.
Считая мужчину, который сидел за столом для «блэк-джека», ко мне явились семеро. Я не мог знать, все ли они погибли в казино или некоторые умерли в отеле. Возможно, других призраков в «Панаминте» не было, возможно, и были.
Всего здесь погибли сто восемьдесят два человека. В подавляющем большинстве они должны были сразу же отправиться в мир иной. Во всяком случае, я очень на это надеялся.
Обычно призракам, так долго обитающим в чистилище, которые они сами себе и устроили, свойственна меланхолия или озабоченность. Эти семеро подтверждали общее правило.
Ко мне их влекут какие-то желания. Я, само собой, понятия не имею, что им от меня нужно, но думаю, больше всего этим дамам и господам не хватало решимости, храбрости отцепиться от этого мира и узнать, что ждет их в последующем.
Страх не позволяет им сделать то, что сделать они должны. Страх, сожаление и любовь к тем, кого они оставляют здесь.
Поскольку я могу их видеть, я — мостик между жизнью и смертью, и они надеются, что я смогу открыть им дверь, которую они боятся открывать сами. Я — обычный калифорнийский юноша, который выглядит так, как выглядели серфисты в фильме «Бинго на пляже», снятом полстолетия назад, только без завитых волос и не столь угрожающего вида, как Френки Авалон, вот и вызываю у них доверие.
Боюсь, я могу предложить меньше, чем они рассчитывают получить от меня. Советы, которые я им даю, столь же поверхностны, как и, по мнению Оззи, его мудрость.
Если я прикасаюсь к ним, обнимаю их, они видят в этом утешение, за которое благодарны мне. Они обнимают меня. Прикасаются к моему лицу. Целуют мне руки.
Их меланхолия опустошает меня. Их потребности лишают последних сил. Я их жалею. Иногда мне кажется, что из этого мира они могут уйти только через мое сердце, оставив на нем шрамы, а внутри — боль.
Переходя от одному
Я говорил:
— Этот мир потерян навсегда. Для вас здесь ничего нет, кроме желаний, которым не дано реализоваться, раздражения, печали.
Я говорил:
— Теперь вы знаете, что часть вас — бессмертна и жизнь имела значение. Чтобы узнать, какое именно, решитесь шагнуть в последующий мир.
Я говорил:
— Вы думаете, что не заслуживаете милосердия, но милосердие будет, если вы преодолеете свой страх.
Сказав несколько слов одному из семи призраков, я поворачивался к следующему, когда появился восьмой. Высокий широкоплечий мужчина с глубоко посаженными глазами, грубыми чертами лица, коротко стриженными волосами. Он смотрел на меня поверх голов остальных, и взгляд его светился злобой и горечью.
Молодому чернокожему человеку, который постоянно теребил одежду, определенно смущаясь того, что одет по последней моде, я сказал:
— Истинно злым людям не дается возможность задерживаться в этом мире. Сам факт того, что вы так надолго остались здесь после смерти, означает, что вам нечего бояться того, что вас ждет Там.
Я продолжал поворачиваться от одного мертвого к другому, а вновь прибывший ходил взад-вперед, не отрывая глаз от моего лица. Слушал меня, и настроение у него становилось все более мрачным.
— Вы думаете, что я несу чушь. Возможно. Я не бывал на той стороне. Откуда мне знать, что вы там найдете?
Они хотели попасть туда, я видел это по их глазам, и я надеялся, что принес им не жалость, а сочувствие.
— Красота и великолепие этого мира зачаровывают меня. Но он разрушен. Я хочу увидеть тот вариант мира, который мы не изгадили. А вы?
Наконец я сказал:
— Девушка, которую я любил… она думала, что у нас могут быть три жизни, не две. Она называла этот первый мир тренировочным лагерем.
Я замолчал. Выбора у меня не было. Я в большей степени принадлежал к их чистилищу, чем к этому миру, но в каком-то смысле дар речи меня подвел.
Наконец я продолжил:
— Она говорила, что в тренировочном лагере мы для того, чтобы учиться, нам или удается реализовывать свою свободную волю, или нет. А потом мы переходим во второй мир, который она называла службой.
Рыжеволосый мужчина, веселое лицо которого столь не соответствовало боли в глазах, подошел ко мне. Положил руку на плечо.
— Она — Брозуэн, но предпочитает другое имя, Сторми. На службе, говорила Сторми, нас ждут фантастические приключения в какой-то космической компании, удивительные победы. А награда приходит в третьей жизни, и вот она длится вечно.
Вынужденный вновь замолчать, я не мог заставить себя встретиться с ними взглядом, поэтому закрыл глаза и мысленным взором увидел Сторми, которая придала мне сил, как делала всегда.