Казино
Шрифт:
«Отравил из баллончика, чтобы инструменты мои стибрить. И зачем я, дурак, вольтметр свой немецкий из чемоданчика не выложил? – загоревал Никитич, но тут же увидал свой любимый потертый „дипломат“ с инструментами. – Слава богу, цел, а вон и ватничек мой валяется».
Потом он поднял голову и наткнулся взглядом на лежащий совсем рядом труп.
«Трупак, точно, – убедился Никитич, обогнув на карачках кровать и щупая пульс у тела. – Значит, вот что нужно было тому парню – списать на меня убийство. Небось сейчас и менты нагрянут. Бежать надо!»
Он
Вспомнив о двух своих близких существах, Никитич перевел дух и решил действовать.
Он подошел к телефону и набрал свой домашний номер. Зинаида подошла не сразу – небось не хотела отрываться от своего любимого сериала.
Наконец в трубке раздалось ее недовольное «але».
– Зин, слушай и не перебивай. Срочно иди на двор и пригласи к телефону Стояка.
– Ты че! – заорала супруга. – Уже среди рабочего дня стал нажираться? Дура я – последние деньги на «наркодел» трачу, а он опять за свое!
– Зин, да не пил я! Вот послушай: эмпириокритицизм.
– Повтори!
– Эмпириокритицизм, – еще более внятно произнес Никитич их контрольное слово, по которому Зина не хуже трубочки доктора Раппопорта определяла степень его опьянения.
– Точно не пил, – разочарованно согласилась она. – А на кой хрен тебе Стояк-то сдался – за бутылкой послать?
– Нет. Влип я в историю, Зина, – почти заплакал благоверный в трубку. – И только Вася меня может выручить. Зови скорей!
Зинаида поняла, что дело и впрямь серьезное – муж никогда не плакал до третьего стакана.
– Ладно, щас посмотрю. Перезвони через пять минут.
Больше пяти минут не требовалось, потому что Васька-Стояк, верный единственный друг Александра Никитича, получил свое прозвище как раз за то, что постоянно стоял с утра до вечера в середине двора, ожидая, пока кто-нибудь из дружков пройдет из магазина с оттопыренным карманом и пригласит его в подъезд, а то и в дом – на полстакана.
Свою старшинскую милицейскую пенсию Вася пропивал за неделю, а потом вставал на пост. Ему наливали из уважения к прежним заслугам и в благодарность за его теперешнюю услужливость – не было ни одной погрузки-разгрузки во дворе, в которой бы он не поучаствовал бесплатно. Закусывал мало и потому был очень худ. Ученая дама с седьмого этажа как-то назвала его за это «стоиком», и он навсегда превратился в Стояка.
Никитич перезвонил через четыре минуты, и трубку снял Вася.
– Вась, друг, поднимись в двадцатую квартиру в первом корпусе и посмотри, что там с замком – меня внутри заперли. Только делай все по-тихому, иначе мне конец.
– А что случилось? За что тебя?
Пришлось коротко, без передачи Зине, чтоб та сдуру не запаниковала, рассказать,
– Та-ак, – сказал, выслушав, Стояк. – Дело темное. Пусть твоя меня освежит.
– Передай ей трубку. Зин, у меня в сливном бачке чекушка «Истока» плавает – налей Василию, – вынужденно раскрыл свою тайну Маринин. – Нужно для дела! Да он при тебе выпьет – мне не понесет, поняла?
Просветленный Стояк поднялся к телегинской квартире, увидел обломок ключа в замке и коротко велел в дверь позвонить домой.
– Понял, – глухо донеслось изнутри.
Через некоторое время Никитич снова набрал свой номер.
– Там ключ заломанный торчит. Так не вытащить. Я сейчас смотаюсь к себе – у меня там есть клещи зубные, спер я их в прошлом году, когда мне зуб почти без наркоза драли. Теперь пригодятся. Жди, – обнадежил его старшина запаса.
Скоро друзья встретились в прихожей роковой квартиры.
Стояк профессионально осмотрел место происшествия и тело жертвы.
– Перед тем как задушить, он его оглушил сперва. Видишь, рассечение на голове, – установил «следователь». – Киллер, мать его… Ты его хоть запомнил в лифте-то?
– Знаешь, так не запомнил бы, а как все это случилось – лицо его стоит перед глазами. Так меня под монастырь подвел, гад. Пойдем отсюда, Вась.
– Нет, ты что! Смотри, как ты тут наследил своими бутсами. Да и пальчиков небось наоставлял. А еще – выйдем мы сейчас, а нас и застукают соседи. Нет, тут нужно все обдумать. Там на кухне выпить нет?
– Да ты что, квасить тут собрался? Делаем ноги, говорю.
– Ты не понимаешь ни хрена. Тебя сюда вызвали, ты пошел. А после твоего ухода найдут труп хозяина. Кого привлекут? То-то и оно. А уж там ты расколешься за пять минут, я в свое время насмотрелся, как дознаватели работают – у самого руки болели. Грешен, помогать приходилось. Иди пошукай на кухне, а я начну работать. Только бы никто не завалился к нему из родственников, пока мы здесь, – сказал Стояк, закрывая дверь на блокировку.
Потом он сел к телефону и набрал номер диспетчерской.
– Надежда Борисовна? Вы не подскажете, где мне сейчас найти Маринина?
– Вась, ты, что ли? Ты мне мастеров не спаивай!
– Да по делу он мне нужен – плита сгорела.
– А ты меньше самогона гони, чтоб не горела. Час назад был твой дружок в двадцатой в первом корпусе у Телегина этого, миллионера нашего. Все сделал и ушел – его племянник докладывал. А куда потом завеялся, не знаю. Ищи сам.
– Племянник звонил, говоришь?
– Да нет, он из лифта разговаривал. Ладно, освобождай линию!
– Слышь, Саня, это племянник его был. Дядьку замочил, а! Ты его не узнал, что ли?
– Да я его и не знал никогда. Но что же мне делать? Ведь как все ловко подстроил! Убийство – на мне, а наследство – ему!
– Ничего, мы ему все карты перепутаем. Наливай по чуть-чуть. Ого – виски! Мужик какой-то в юбке нарисован.
Они залпом опрокинули по стаканчику.
– Наш самогон, да и только, – крякнул Стояк, утираясь рукавом.