Казнь египетская
Шрифт:
Он был уверен, что Банизит, воспользовавшись невинностью Ио, затащила ее в какой-нибудь лупанар. Маленькая дикарка так глупа, что старуха сумеет ее обвести вокруг пальца.
«Вот награда за то, что я взял ее к себе! – думал он, совершенно забыв, что купил бедуинку в Мемфисе с тем, чтобы потом бросить ее на мостовой Фив, как только она выучит Ио языку египтян и таким образом увеличит ее стоимость. – Старуха уверила ее, что знает этот огромный город и найдет ей верное убежище. Она сказала, что, утомленный напрасными и дорогостоящими поисками, по всей вероятности, я вернусь
При мысли о тайных мучениях, которым он предаст Банизит за ее верную службу, если удастся схватить обеих женщин, жестокая улыбка искривила его красные губы.
Он зашел в харчевню, чтобы там подкрепить свои силы. Здесь он присел на корточки перед низким и грубо сделанным столом, так что его колени почти касались подбородка.
Лавочка представляла не что иное, как узкий коридор, выходивший на улицу. Печь, вспыхивавшая в темноте, освещала закоптелый силуэт повара, совершенно голого, покрытого потом. Он то поворачивал гуся, надетого на вертел, то шевелил опахалом, чтобы раздуть пламя. Резкий запах аммиака уничтожал совершенно приятный аромат, исходивший от гуся, так как хозяин из экономии заменил топливо брикетом из помета, высушенного предварительно на солнце.
Финикиец очень ценил нежное мясо и потому сделал легкую гримасу, когда ему подали живность жирную и пережаренную, пропитанную резким запахом дыма. Хлеб, твердый как камень, царапал ему горло. Пиво прокисло.
Невзирая на все это, Агама ел с жадностью. Он очень жалел, что не мог зайти в лучшую таверну, потому что в этой нижней части города сгруппировались все публичные дома, которые он намеревался обыскать.
Пока он занимался омовением рук и рта из чаши с водой, он заметил очень веселого странствующего цирюльника, который без церемонии поставил на колени своего клиента, встреченного только что на пороге харчевни, и принялся подбривать ему череп своей бронзовой бритвой. Увидев платье Агамы, цирюльник испустил возглас удивления:
– А-а, человек в пурпуровой одежде, не тот ли ты самый финикийский купец, который прибыл только сегодня утром из Мемфиса?
– Я действительно тот самый купец. Что тебе от меня нужно?
– Ничего!.. Чего мог бы я ожидать от чужестранца, настолько лишенного вкуса, чтобы носить бороду и длинные волосы, тогда как он мог бы обриться и купить парик. У меня есть великолепный. Не хочешь ли приобрести по случаю? Прежний хозяин, старый писарь, не взял его с собой в саркофаг по той простой причине, что вдова была очень экономна и предпочла его продать. О чужестранец, купи его! Он мало ношен, всего только сто лет! Так как ты, кажется, богат, но настолько скуп, что приходишь есть с бедняками, то мой парик как раз то, что для тебя нужно.
Шутка была встречена громким взрывом хохота. Так как обитатели Фив не очень-то почитали финикийцев, а цирюльник был известен своими чудачествами, то возле него сразу образовался кружок.
Не отвечая, Агама перешагнул порог.
Пользуясь тем, что его широкие плечи пугали насмешников, он поспешил завернуть за угол улицы.
Еще не успев сделать тридцати шагов, он снова услышал голос цирюльника за своей
Человек догонял его бегом. Туника его, сделанная из кожи, открывала голые ноги, худые как у обезьяны. Агама поспешно схватился за кинжал, скрытый под одеждой.
Маленький цирюльник на этот раз был один и должен был дорого поплатиться за свои насмешки.
– Остановись, господин! – крикнул он. – Я могу тебе быть полезен!
– Единственная для меня услуга, чтобы ты убирался, собака!
– Подожди минутку! Сколько ты заплатишь, если я укажу тебе тот дом, который ты ищешь?
– Убирайся, плут! Я не такой доверчивый иностранец, чтобы ты мог меня так легко надуть.
– Я честный ремесленник, но мое ремесло часто помогает мне видеть много тайных событий, таких, например, как побеги рабов.
При этих словах купец сразу переменил тон:
– Ты знаешь, где находится моя беглянка?
– Очень может быть. Она рыжая, не так ли?
– На ней зеленая одежда. Ты ее видел?
– Да, я ее видел сегодня утром, в тот момент, когда корабль подходил.
– И это все? Проклятый плут! Убирайся!
– Я еще был на набережной, как вдруг заметил старуху и рядом с ней молодую, кутавшуюся в огромное покрывало, чтобы скрыть свои странные одежды. Обе женщины шли быстро. Клянусь Тифоном, тогда я сказал себе, что это подозрительно, и последовал за ними. Теперь я знаю, где она.
– Где же?
– Я тебе этого не скажу. Ты был со мной недостаточно почтителен! – отрывисто ответил маленький человек.
Агама достал из-за пояса скромный слиток свинца и бросил ему.
– Разве она так дешево стоит, твоя дикая женщина? – скорчил гримасу цирюльник. – В таком случае не стоит терять времени. Прощай, я пойду спать.
– Сколько же ты хочешь?
– Золотое кольцо!
Взбешенный Агама бросился на него с поднятым кинжалом.
– Говори сейчас же, или я тебя убью!
Но ловкий цирюльник увернулся и замахнулся в свою очередь бритвой с комическим видом.
Пират понял, что последнее слово осталось не за ним; он отвязал одно из золотых колец, висевших на его груди, по обычаю путешественников, в виде ожерелья.
Цирюльник прикинул его на ладони.
– Ну, ладно, оно также тяжело. Следуй за мной. Мне будет нелегко объяснить туда дорогу.
Импровизированный проводник пустился вдоль улиц, по обеим сторонам которых тянулись открытые лавки. В этот час они закрывались.
Голые рабы тащили просмоленные длинные доски, которые вставлялись в нарочно сделанные для этого выемки с помощью сильных ударов кулака по дереву, и они укрепляли их еще бронзовыми перекладинами.
Лавочник запечатал ставни печатью из глины, смоченной слюной. Затем все удалились медленно, как люди, привыкшие к сидячей жизни.
Одежда их состояла из верхней рубашки; огромные завитые парики из овечьей шерсти мрачно обрамляли их одутловатые лица. Их добрые выпуклые глаза бросали на Агаму удивленные взгляды. Один ювелир сразу определил цену дорогого пояса из золота и эмали, украшавшего одежду чужестранца.