Казнь на Вестминстерском мосту

Перри Энн

— Я знаю, — доброжелательно произнес он. — Конечно, это не ты. Я верю тебе.

— Верите? — Она с сомнением посмотрела на него, не понимая, что ей делать дальше.

— Садись, Полли, прошу тебя. Мне нужна твоя помощь.

— Моя?

— Да, твоя. Ты ведь знала Элси, да? Вы были подругами?

— Элси? Ага, я знала Элси. Она ушла домой.

— Да, все верно. — У Томаса сжалось сердце, когда он вспомнил, как все обернулось. — Элси работала в услужении, не так ли. — Он произнес это как утверждение, а не как вопрос, из опасения,

что с вопросом Полли может не справиться. — Она что-нибудь рассказывала тебе?

— О да! — Полли на мгновение просияла. — Камеристкой — вот кем она была, у одной важной дамы. Говорила, что лучше ее хозяйки на свете нет. — Радость на ее лице быстро угасла, на глазах выступили слезы и медленно потекли по щекам. Полли не удосужилась вытереть их.

Питт достал носовой платок и вытер ей слезы. Смысла в этом не было — она продолжала плакать, — но у него полегчало на душе. Наверное, потому, что он увидел в ней женщину, а не сломленное, оторванное от жизни несчастное существо.

— Она умерла, хозяйка Элси, давно умерла, — подсказал он. — Элси очень расстроилась.

Полли медленно кивнула.

— Голодала, бедняжка, так и померла от голода, ради Бога.

Питт изумился. Возможно, это было дурацкой идеей — искать ответы на еще не ясные ему вопросы и расспрашивать сумасшедших.

— Голодала? — повторил он. — Я думал, она умерла от скарлатины.

— Голодала. — Полли очень четко выговорила это слово, но создавалось впечатление, что она не понимает, что оно значит, — уж больно ровно прозвучал ее голос.

— Так Элси сказала?

— Так Элси сказала. Ради Бога.

— А она сказала почему? — Томас не возлагал особых надежд на ответ. Что это несчастное создание может знать? И что ей могла наговорить повредившаяся в рассудке Элси?

— Ради Бога, — повторила Полли, глядя на него ясными, пустыми глазами.

— Что значит «ради Бога»? — Да есть ли смысл спрашивать?

Полли моргнула. Питт ждал, подбадривая ее улыбкой.

Внимание женщины рассеялось, взгляд затуманился.

— Что значит «ради Бога»? Зачем надо было голодать? — снова спросил он.

— Церковь, — ответила она. В ней вдруг пробудился интерес. — Церковь в каком-то доме на Бетлиэм-роуд. Она знала, что там правда, а он не пускал ее. Так Элси сказала. Иностранцем он был. Видел Бога — самого Иисуса.

— Кто, Полли?

— Не знаю.

— Как они назывались?

— Она не рассказывала. Ну, я такого не слышала.

— Но они встречались в каком-то доме на Бетлиэм-роуд? Ты уверена?

Женщина попыталась сосредоточиться: брови сдвинулись к переносице, пальцы крепко сжали ткань платья.

— Нет, — наконец произнесла она. — Не знаю.

Питт ласково дотронулся до ее руки.

— Ничего страшного. Ты очень помогла мне. Спасибо, Полли.

Она робко улыбнулась ему, потом до ее сознания дошло, что он доволен ею, и ее улыбка стала шире.

— Тирания, так говорила Элси. Тирания… Грех… страшный грех. — Она вгляделась

в его лицо, проверяя, понял ли он.

— Спасибо, Полли. А теперь мне надо идти, я должен проверить то, что ты мне рассказала. Я пойду на Бетлиэм-роуд. До свидания, Полли.

Она кивнула.

— До свидания, мистер… — Ее усилия вспомнить, как его зовут, не увенчались успехом.

— Томас Питт, — подсказал инспектор.

— До свидания, Томас Питт, — произнесла Полли.

Он поблагодарил старшую сестру, и нянечка проводила его к выходу, отпирая и запирая одну дверь за другой. Он вышел из больницы на яркое солнце, и его охватила такая глубокая печаль, что ему захотелось оказаться подальше не только от здания, но и от воспоминаний о его посещении. Однако ноги будто приросли к тротуару. Перед глазами все еще стояли лица пациентов, и они уже не были для него серой, безымянной массой.

Питт направился к Бетлиэм-роуд. Дорога заняла у него менее пятнадцати минут. Он рассчитывал найти кого-нибудь, кто знал что-то о религиозной секте, члены которой собирались в каком-то доме семнадцать лет назад. Кто-то мог вспомнить миссис Ройс и рассказать о ней. Томас плохо представлял, что может вскрыться. Ведь он опирался на разрозненные сведения, полученные от недалекой женщины, чей разум был одержим навязчивыми идеями.

На Бетлиэм-роуд Питт увидел маленький особнячок с табличкой, извещавшей, что помещение сдается для общественных нужд. Он прочитал имя и адрес смотрителя и через десять минут уже сидел в крохотной холодной приемной напротив коренастого пожилого мужчины в пенсне и с огромным носовым платком, в который он то и дело чихал.

— Чем могу вам помочь, мистер Питт? — спросил мужчина, снова чихая.

— Мистер Планкетт, вы были смотрителем на Бетлиэм-роуд семнадцать лет назад?

— Да, сэр, я. А в чем проблема?

— Насколько мне известно, никаких проблем нет. Вы сдавали помещение религиозной организации?

— Да, сэр, сдавал. Эксцентричные люди. Очень у них странные верования были. Не крестили детей, потому что, как они утверждали, дети приходят в мир чистыми и не способны на грех, пока им не исполнится восемь лет. Я не мог с этим согласиться, никак не мог. Человек рождается во грехе. Я крестил своих детишек в месячном возрасте, как и положено христианину. Те люди были всегда вежливы и сдержанны, одевались очень скромно, усердно работали и помогали друг другу.

— Они продолжают собираться здесь?

— О нет, сэр. Не знаю, куда они перебрались, даже не представляю. Их становилось все меньше и меньше, а пять лет назад они исчезли отсюда.

— Вы помните некую миссис Ройс? Она была среди них семнадцать лет назад.

— Миссис Ройс? Нет, сэр, не помню. Там было несколько молодых дам. Красивых, с благородными манерами. А где они сейчас, я не знаю. Может, вышли замуж и зажили нормальной жизнью — позабыли о той чепухе.

Томас понимал, что сдаваться нельзя.