Казна Наполеона
Шрифт:
Этот сарай, как ни странно, также оказался открытым.
«Что за чертовщина»? — подумал я, с опаской ступая за дверь, которая, не в пример первой, открылась на удивление легко и свободно. Я едва не упал, споткнувшись обо что-то железное, снова зажег потухшую свечу и понял, что чуть было не наступил на лопату, которая занимала почти что половину сарая. Кругом были разбросаны другие инструменты, а земляной пол вскопан в нескольких местах, словно тут совсем недавно велись строительные работы, или кладоискатель решил откопать здесь клад.
«Ага, клад», — произнес я почти вслух с удовлетворением и решил, что самое главное —
В нескольких шагах от меня валялся вскрытый дубовый бочонок, и мне пришлось констатировать, что я опоздал. Если в бочонке и хранилось когда-то золото, то его уже успели благополучно переправить в иное, куда более безопасное, место. Без труда я направил на дно бочонка мерцающий свет свечи, которая вот-вот готова была погаснуть, и обнаружил на досках следующие обозначения, очевидно, выжженные: инициалы WS и римскую цифру XX.
Я рассудил, что если принять вышеназванные буквы за имена монет, то в этом боченке, скорее всего, были монеты виртембергские и, судя по всему, на сумму около двадцати тысяч, не меньше. По крайней мере, об этом свидетельствовали цифры.
Так куда же девалось содержимое? Если моя гипотеза верна, то…
Я не успел додумать свою мысль до конца, потому как у самой двери мелькнуло привидение, которое я толком не успел рассмотреть. Я сжал в руке пистолет, дуло которого грело мне душу, и устремился в погоню за назойливым призраком, который стремительными шагами удалялся в сторону давно заброшенной барской усадьбы. Что-то в фигуре фантома показалось мне знакомым.
Привидение скрылось в стенах полуразрушенного здания. Мне привиделось, что оно что-то тащило в своих бесплотных руках, по всей видимости, лопату. Я напрочь забыл об осторожности и бросился следом.
Теперь я корил себя за то, что не удосужился рассмотреть старинную усадьбу при свете дня. В темноте мне было довольно трудно ориентироваться в незнакомом месте.
Я дернул за медную ручку двери в виде косматой львиной головы, и она отворилась. Почти от самого порога начиналась крутая витая лестница, по ступеням которой я с опаской начал пробираться наверх, туда, где, по моим расчетам, и находилось таинственное освещенное окно.
Как только я оказался в доме, на верхнем этаже раздался какой-то шум, и мне показалось даже, что я расслышал голоса, но несколько мгновений спустя все стихло, и заброшенная усвдьба погрузилась в безмолвие. Я только не мог определить, продолжает ли гореть свет наверху. Здесь же царила непроглядная тьма, и я наощупь двигался дальше. Перила были явно обшарпанными, и я едва не поранил руку о гвоздь, который не заметил поначалу.
Я колебался, не зажечь ли свечу. Но все-таки посчитал разумнее не привлекать к своей персоне особенного внимания, хотя и подозревал, что меня уже заметили.
Я провел по стене ладонью. Когда-то она была обита шелком, который теперь пришел в полную негодность. Я пришел к заключению, что имение Радевича довольно долго находилось в запущенном состоянии, но внезапно его хозяин разбогател и принялся наводить порядок в родном краю, хотя до старой фамильной усадьбы его руки все еще не дошли. Накануне мне удалось подслушать разговор между работниками, что вот-вот должны подвезти строительный материал для ремонта. Только на какие средства? На государственной службе Радевич не состоял, а имение особых доходов не приносило.
— Мне кажется, что я совершаю что-то ужасное, — сказала она тогда. — Грешу против божеских законов.
— Нет, Варвара Николаевна, вы не правы, — успокоил я ее. — Вы помогаете раскрыть важное государственное преступление.
Кажется, мои слова на нее подействовали, и она прониклась каким-то чувством особой значимости, что отразилось на ее спокойном умном лице.
Наверху снова раздался гохот, который отвлек меня от размышлений. Я отчетливо расслышал слово «дурак» и какое-то бормотание в ответ. Вдруг что-то покатилось мне под ноги, кто-то зачертыхался, и я упал на крутые немытые ступеньки. В уме промелькнула мысль, что фантом обронил ворованный бочонок с деньгами.
Послышался топот ног, а я растянулся на лестнице и, кажется, поранил колено.
«Вот не было печали»! — подумал я, пытаясь встать и уцепившись обеими руками за ободранные перила. Однако встать мне не удалось, похоже, что повреждение оказалось серьезнее, чем я полагал вначале.
— Кто здесь? — услышыл я глухой встревоженный голос, но промолчал, сглотнув в горле огромный ком. И от чего я не действовал с большей осторожностью? Одноко сетовать на свое безрассудство, как я понял, было уже поздно. Я даже не успел взяться за оружие. Человек на лестнице выстрелил из пистолета. Я успел только обратиться к Богу, прежде чем острая боль пронзила мне правое плечо, и я потерял сознание. Мне видилась рука моего наставника в кожаной белой перчатке, сжимающая острую шпагу, которую он направлял мне в грудь. Я снова присутствовал на древнем обряде своего посвящения.
V Экипаж остановился у небольшого домика, окна которого выходили на Большую Садовую улицу. Здесь располагалось помещение ложи, о котором догадывался мало кто из прохожих, разве что он был посвящен в таинство Ордена.
Я вышел из кареты в сопровождении Кутузова, он проводил меня в дом, в полумраке которого я разглядел несколько лиц, знакомых мне по светским приемам.
Миновав темный коридор, я очутился в комнате, которую освещала огромная звезда, встроенная под потолком. Здесь на глаза мне был повязан шелковый платок со странными вензелями, представляющими из себя иероглифы, значения которых понять я, увы, не мог.
Меня снова повели, на этот раз под руки. Платок был повязан слишком туго и жестко впиявился мне в глаза. Я с трудом подавлял в себе желание избавиться от него. Кажется, мы миновали целую анфиладу комнат, прежде чем мне позволили открыть глаза и осмотреться. Оказывается, меня подвели прямо к алтарю с человеческим черепом, внутри которого истаивала воском догорающая свеча, рядом лежало старинное Евангелие с изображением распятого Христа. Шипение пламени показалось мне зловещим, но отступать было некуда. Я обернулся, позади меня располагались два длинных стола. И тот и другой были накрыты черным бархатом. За одним столом восседали члены ложи, на другом стоял грубо срубленный деревянный гроб в окружении свечей. За столом председательствовал Кутузов, одетый в помятый кожаный фартук, с молотом в руках и ожерельем на шее.