Кексики vs Любовь
Шрифт:
Я думала, подтолкнуть к ускорению.
Я не думала, что именно в эту секунду Бурцев сдвинет уже в сторону мои трусы и подастся мне навстречу. И войдет в меня так резко, почти с размаху, до самого моего гребаного донышка…
Боже!
Не думала, что он такой большой. Просто огромный. Так туго в меня вошел, будто мне всего шестнадцать и я — гребаная девственница.
Не думала, что задохнусь от ощущений настолько сильно.
Не думала…
И думать не могу.
Вообще.
— Ох, Кекси-и-ик…
Сказать
Только никогда еще это прозвище в мой адрес не звучало вот так. Глухо, с растяжкой, будто каждый звук его звучания — чистый кайф.
И самое обидное — что мне-то сейчас ничуть не хуже. И хочется точно так же вытолкнуть из горячих губ пересохшее и ненавистное мне имя. Его имя. Имя мужчины, чей охеренный член сейчас во мне. Калится и пульсирует.
— Стоять будешь? — бросаю, выкипая. Хочу продолжения, хочу, чтобы пытка эта с каждой секундой становилась все нестерпимее. Кажется, я — мазохистка! Самая толстая мазохистка в истории!
— Ну нет уж, — усмехается Бурцев и плавно двигает бедрами, — ты слишком хороша, чтобы терять вот так время.
Господи… Как же складно он брешет! Не хуже чем трахается — на первый взгляд. И на второй. И на третий…
Я не любила секс.
Никогда не любила.
Что бы там кто ни говорил про “для здоровья надо”.
Секс означал лишь одно — придется раздеваться, придется примиряться с тем, что в глазах партнера всегда читается “надо было выпить больше”. И ради чего? Ради пяти минут невнятного процесса, на выходе которого еще и надо делать вид, что тебе тоже все понравилось. Ведь твой герой заслужил. Хотя бы тем, что согласился…
Здесь и сейчас — нет никакого “заслужил”. Здесь и сейчас мне и вид делать не приходится. Я бы рада врать Бурцеву, что мне никак, и хуже секса в моей жизни не было. Только… У меня не получится! Без шансов!
Я даже язык прикусить не могу, вскрикивая каждый раз, когда тугая мужская плоть снова и снова оказывается во мне.
Хорошо. Как же хорошо…
И наплевать, что за закрытой дверью ресторанный зал.
Я не была в этом ресторане и не зайду сюда снова.
Мне не смотреть в глаза местных официантов.
А вот себе в глаза смотреть еще придется.
И я не хочу себя утешать, что из-за каких-то приличий самый крышесносный секс в моей жизни вышел в приглушенных тонах. Нет!
Максимум. Я хочу максимум. Здесь и сейчас!
И только ладонь Бурцева у меня на губах хоть как-то скрадывает мои стоны. Шершавая широкая ладонь. К которой хочется прижаться еще сильнее. Чтобы он забрал все мои звуки. Всю меня впитал в себя. Навсегда, а не только на этот раз.
Никогда так не было.
И не должно быть. С Бурцевым — не должно.
Но все-таки так. От каждого движения — судорога кайфа. От неумолимого ускорения — нарастающий восторг… Слишком хорошо… Как идеальный танец.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Он
Боже, боже, боже.
Мои ладони жадно скользят по холодному кафелю стен — хоть так остудиться. Хоть на что-то опереться.
Наш танец становится быстрее.
А я-то думала, что лучше уже не будет!
Мой кайф становится совсем уж запредельным, горячим, лютым. Не остается сил на стоны, только на жадные выдохи каждый раз, когда мужской член снова и снова толкается в мой предел. И снова. И снова…
— Черт побери… — Тимур хрипит, сминая мою грудь ладонью, — как же я тебя хочу, Юльчик…
— И я… — меня хватает только на такую малость. А Тим срывается в какое-то неистовое бешенство. Господи. Господи! Господи!!!
Кажется, что-то во мне лопается… Огромный алый шар, что наливался все это время. Он держался, из последних сил, но все-таки… Не выдержал…
Лопнул — и я забилась в сильных руках Тимура, впиваясь в его ладонь с зубами от убийственной степени кайфа. Умру. Вот прям щас умру…
Или нет…
Когда мысли в моей голове начинают складываться в слова из дробленых невнятных звуков — оказывается, что я жива. И лежу животом на полированной столешнице, и по ногам у меня бегут вниз быстрые мелкие капли. А на бедре — свежее, липкое пятно, чуть пониже горячего, медленно слабеющего члена Бурцева. Он вытащил. Слава богам, у него мозгов чуть побольше, чем у меня…
Ощущать его тело на себе — хоть даже и мокрой задницей, липкой от пота спиной — бесконечно кайфово. Мягкое и твердое, рядом звучат как инь и ян. Дайте мне волю — я бы продлила эту агонию еще на минуточку, но угол столешницы больно врезается в мой живот. Черт бы побрал этот мой живот. Вечно он все портит!
Выпрямляюсь неохотно, опираюсь на ватные, мелко дрожащие руки. Там, за моей спиной, приходит в себя и Тимур. Хрипло вздыхает. Будто прощаясь, ведет по моей спине ладонью. Задевает пятно своего семени, размазывает его шире.
— Вытрешь? — я стараюсь говорить беззаботно, будто для меня это норма — предаваться дикой похоти в ресторанных туалетах. Сама подаю Бурцеву бумажное полотенце из диспенсера.
— Конечно, — Тимур звучит на диво удовлетворенно, но все-таки вымотанно. Ну капец. Я измотала этого жеребца. Я! А можно я буду отмечать годовщину этого дня как День Рожденья?
Так странно понимать, чьи руки сейчас заботливо скользят по моему телу. Стирают следы нашего секса, поправляют платье, оглаживают растрепанные волосы… Противный мальчишка вырос в заботливого мужчину… Надо же…
Бочком, бочком, проскальзываю к зеркалу. Это Бурцев — гребаный везунчик — выглядит так, будто и не трахался пять минут назад как бешеный кролик, а я…
— Шикарно выглядишь, — пальцы Бурцева любовно скользят по моим волосам, — а я думал, врут, что оргазм делает женщину еще прекраснее.