Кен
Шрифт:
— В-возьми, что захочешь.
— Какая щедрость! — не удержалась Ксения. — Что, не жалко? А вдруг мебель вынесу? Плитку в ванной обдеру? Кухню итальянскую увезу по частям? Не жалко?
Он нахмурился, видимо прикидывая возможный ущерб. Потом четко сказал:
— Не увезешь.
— Как мы знаем людей! И знаем, что девочка Черри в милицию не побежит закладывать! А вдруг побегу?
— П-пошел. — Он сунул ключи в карман. — З-за-крой.
Ксения поняла, что отношения выяснять Анатолий не собирается. Он не был силен в словесных перепалках. Даже не мог толком выразить, что хочет. Но в том, что свой шанс он
И надо еще разобраться в том, кто из них двоих с бывшим мужем плохой, а кто хороший. Человек, разумно оценивающий ситуацию, или девушка, привыкшая к тому, что за нее всегда думают другие. Бездельница и тунеядка.
Ксения подбежала к окну в спальне. Никакой машины там, у подъезда, разумеется, не было. Что он, глупый, стоять под окнами и ждать неизвестно чего? Ксения не могла удержаться, чтобы не полюбоваться на то, как в свете фонаря кружатся крупные снежинки. Почти зима, подморозило. Тихо, красиво. И прохожих мало, потому что уже поздно. С работы в это время приходят одни только трудоголики и такие карьеристы, как этот противный Попов. Ксения подумала, что вспомнила его совсем некстати. Не надо так плохо думать о покойниках. Его уже нет. Поэтому надо говорить про себя: «Он был хороший, хороший… Ну, не такой уж и плохой…»
Она вздрогнула. А ведь Анатолий из подъезда не выходил. Куда же он делся? В лифте, что ли, застрял? Или она его прозевала?
Нет, не может быть. По всем правилам Анатолий должен был пройти как раз под фонарем, потому что к ближайшей станции метро именно в эту сторону. Даже если бы он пошел в противоположную, все равно должен был мелькнуть возле подъезда. Если только не нырнул под балконами первого этажа, на узкую, обледеневшую тропинку. Но зачем? Там темно, скользко, да и от кого надо прятаться?
Ксения никак не могла отделаться от тревожного предчувствия. Да что ж это такое? И надо же было подойти к этому окну! Вот так всегда: не знаешь — и не переживаешь. Пошла бы сразу собирать чемоданы и не задумалась бы сейчас над тем, почему Анатолий не вышел из подъезда. Дуреха! Так тебе и надо!
И Ксения пошла за теплой курткой в прихожую. Все равно надо забрать из ящика почту. Хотя какая может быть почта? Письма от поклонников? Она даже усмехнулась. В ящике полно только газет и маленьких бумажек с рекламой, которые обрадованные сломанным кодовым замком распространители напихивают туда битком.
Но она все равно оделась и взяла связку ключей.
«Спущусь. По крайней мере, успокоюсь».
Маленький лифт сломался, и Ксения долго ждала, пока приедет грузовой. Окно на площадке было открыто, из него страшно дуло, и снежинки набивались между стеклами, уже не тая.
Все эти мелочи она вспоминала потом, потому что мысленно так и осталась перед лифтом, на площадке между этажами. Только
Гейм пятый
15: 0
Лампочку в подъезде все-таки ввернули. Слишком яркую, потому что свет резал глаза. Ксения, моргнула несколько раз, выйдя из лифта. Пригляделась и вздохнула с облегчением: возле почтовых ящиков никого нет. Никакого ужасного мертвеца с ножом в спине. Она спустилась, выгребла из ящика ворох газет и рекламных проспектов.
«Значит, я его все-таки прозевала», — подумала она.
Зачем Ксения решила выйти на улицу, она сама так и не поняла. В подъезде были две двери: входная, железная, со сломанным теперь кодовым замком и другая, деревянная, перед маленьким «предбанником». Словно две шлюзовые камеры, пропускающие людей из холода в тепло. Эта вторая, деревянная дверь была открыта. Ксения подумала, что за ней очень удобно прятаться, если хочешь, чтобы вышедший на улицу человек тебя не заметил.
Он и не заметил. Анатолий Воробьев, который лежал навзничь перед первой, железной дверью.
Ксения глубоко вздохнула и выронила из рук газеты. Они посыпались прямо на мертвое тело Анатолия. Маленькая бумажка с яркой цветной картинкой упала в темное пятно на ледяном полу. Ксения почему-то хотела поднять именно ее, но с ужасом поняла, что это кровь, и кровь еще теплая. Его убили минут десять назад, не больше.
Она постояла несколько минут, ежась от холода, потом нагнулась и стала собирать газеты. Но вдруг опомнилась: «Что же это я делаю?»
Железная дверь ржаво заскрипела. Какой-то мужчина вошел в подъезд, громко выругавшись:
— Черт, когда же наконец замок починят! Халявщики, так твою разэдак!
Потом он споткнулся о тело Анатолия Воробьева и выругался еще раз:
— Черт!
— Тихо! — почему-то сказала Ксения. — Не кричите!
— Что случилось, девушка, а?
— Вот, — кивнула Ксения на тело. — Убили. Видите, кровь.
— Как это убили? А? — Он растерялся. И еще раз переспросил: — Серьезно, что ли? Черт!
— Надо позвонить, — сказала Ксения.
— Да, конечно. Вы идите, а я тут постою.
— Хорошо, — сказала Ксения, которой в голову пришла дикая мысль: «Надо караулить мертвое тело. Никуда он не сбежит с ножом в спине». Она уже шагнула из «предбанника» в подъезд, когда услышала его шепот:
— Черт! Девушка, да у меня ж труба в кармане!
Она вернулась. Мужик растерянно моргал:
— Надо же так, а? И не сообразил. Чего там надо набирать? Ноль — один, что ли? Или ноль — два?
У самой Ксении от страха все в голове перемешалось. Но домашний телефон следователя она помнила, видимо, все от того же страха.
— Дайте сюда!
— Бориса Витальевича, — с трудом произнесла она имя и отчество следователя, когда услышала в трубке женский голос.
— Боря, тебя!
«Жена, — подумала Ксения. — Будет скандал».
— Борис Витальевич? Это Ксения Вишнякова.
— Что ж так поздно?
— Да. Поздно. Толю зарезали, — растерянно проговорила она.
— Какого Толю? Где? — озадаченно спросил следователь.
— У меня в подъезде. Я не знаю, что надо делать. Звонить по ноль — два или…
— Вы в своем уме?!