Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
Шрифт:
— Вы, вероятно, направляетесь в какой-нибудь отель; могу я составить вам компанию? Мы поужинаем вместе, и я с удовольствием послушаю ваши рассуждения о природе и поэзии.
— Я польщен вашим предложением, но у меня в городе есть друзья, у которых я обычно останавливаюсь, они ждут меня. Разве вы не заметили, что я переоделся? Здесь меня знают не как странствующего певца.
Кенелм взглянул на костюм певца и только теперь заметил в нем перемену. Костюм, как и прежний, был живописен в своем роде, но, в общем, такой, какой джентльмены самого высокого звания часто носят в деревне, — брюки до колен, все очень новое и добротное, вплоть до башмаков с квадратными носками, шнурками и пряжками.
— Я боюсь, —
119
Дженни Рен — персонаж английского песенного фольклора. Ее любовные диалоги с Робином Редбрестом составляют содержание некоторых английских народных песен. В сочетании этих имен скрыта игра слов: англ. wren ("рен") — название маленькой птички, крапивника, a red breast малиновки. Отсюда замечание Кенелма о птицах и оперении.
Певец засмеялся.
— В доме моего друга есть только одна девушка — его племянница; она дурнушка, и ей всего тринадцать лет. Но для меня общество женщин, безобразных или миловидных — это все равно, совершенно необходимо. И мне пришлось обходиться без него так долго, что не могу даже выразить вам, как отрадно было отряхнуть, говоря фигурально, с моих мыслей дорожную пыль, как только я опять увидел вокруг себя…
— …юбки, — перебил Кенелм. — Берегитесь! Мой бедный друг, с которым вы встретили меня, может служить серьезным предостережением против увлечения юбками, и этим я намерен воспользоваться. Он переживает большое горе, а могло случиться даже нечто худшее, чем горе. Друг останется в этом городе. Если и вы останетесь здесь, позвольте ему видеться иногда с вами. Для него будет настоящим благодеянием, если вы отвлечете его мысли от реальной жизни в сады поэзии; только не пойте и не говорите ему о любви.
— Я чту всех влюбленных, — сказал певец с искренней нежностью в тоне, и охотно взялся бы развлекать или утешать вашего друга. Но я уже послезавтра покину Ласкомб, куда приходил только по своим финансовым делам.
— Я тоже скоро уйду отсюда. Но по крайней мере проведите с нами завтра несколько часов.
— Непременно! С полудня и до заката солнца я свободен и буду бродить по окрестностям. Если вы оба пойдете со мной, это доставит мне большое удовольствие. Я зайду за вами завтра в двенадцать часов. И могу порекомендовать вам отель, как раз, напротив которого мы находимся. "Золотой ягненок" хвалят за хорошие услуги и отличный стол.
Кенелм почувствовал, что с ним хотят расстаться, и прекрасно понял, что певец, желая сохранить в тайне свое имя, умышленно не дал адреса тех людей, у которых он остановился.
— Еще одно слово, — сказал Кенелм. — Ваши друзья, живущие здесь, без сомнения, могут, по вашему описанию девочки и старика, узнать ее адрес. А я хотел бы, чтобы мой товарищ подружился с ней. Уж здесь-то интерес к юбке будет невинен и безопасен; и я не знаю ничего более способного смягчить и обратить к чистоте и кротости такое широкое и страстное сердце, как у Тома, — теперь страдающее от ужасной пустоты, — как нежное участие к ребенку.
Певец изменился в лице.
— Сэр, уж не колдун ли вы, если говорите это мне?
— Я не колдун, но угадываю из ваших слов, что у вас есть маленький ребенок. Тем лучше: ребенок
Кенелм переступил порог "Золотого ягненка", снял комнату, умылся, заказал ужин и со своим обычным аппетитом уничтожил его. А потом, чувствуя приступ той меланхолии, которая так своеобразно сочеталась у него с геркулесовским сложением, заставил себя прогнать мрачные мысли и вышел на освещенные газом улицы.
Город был большой и красивый, красивее Тор-Хэдема благодаря местоположению в долине, окруженной лесистыми холмами и орошаемой прекрасной рекой, извилины которой, когда она была еще скромным ручьем, мы уже видели, красивее еще потому, что здесь был прекрасный собор, отовсюду хорошо видный, окруженный старинными домами, принадлежавшими духовенству и представителям светского дворянства со средневековыми вкусами. На главной улице было много прохожих: одни степенно возвращались домой от вечерни, другие, помоложе, не спеша прогуливались со своими возлюбленными или родными, третьи — должно быть, холостяки и старые девы — прохаживались рука об руку с такими же холостяками или старыми девами. По этой улице Кенелм и пошел с рассеянным видом. Повернув направо, он оказался перед собором. Тут было пустынно. Уединение нравилось Кенелму, и он долго оставался здесь, глядя на великолепный храм, поднимавший свои шпили и башенки к темно-синему звездному небу.
Задумчиво пошел он по лабиринту темных переулков. Хотя лавки уже заперли, двери многих домов были отворены, и на их порогах жители, отдыхая, курили трубки. Женщины сидели на ступеньках и болтали, а дети шумно играли или ссорились в канаве у дороги. Вся эта картина отнюдь не рисовала английское воскресенье в особенно розовом свете.
Ускорив шаг, Кенелм вышел на более широкую улицу, невольно привлеченный ярким светом. Подойдя ближе, он увидел освещенные окна ресторана. Двери красного дерева поминутно открывались и закрывались, впуская и выпуская посетителей. Это было самое красивое здание, какое Кенелм видел во время прогулки по городу, если не считать собора. "Новая цивилизация сменяет старую", — пробормотал он.
В эту минуту Кенелм почувствовал, что кто-то тронул его за руку — робко и в то же время дерзко. Он опустил глаза и увидел молодое, но помятое лицо, истомленное, жесткое. Румянец на нем, очевидно, не был природным.
— Добренький ты сегодня? — спросил хриплый голос.
— Добренький? — повторил Кенелм печально и с мягким выражением на лице. — Добренький? Увы, моя бедная сестра! Если сострадание есть доброта, кто может видеть тебя и не быть добрым?
Девушка выпустила его руку, и он пошел дальше. Она же постояла, глядя ему вслед, пока он не скрылся из вида, потом вдруг провела рукою по глазам и двинулась обратно. Когда она поравнялась с таверной, ее руку схватила более грубая рука. Девушка оттолкнула ее с негодованием и пошла прямо домой. Домой! Подходит ли здесь это слово? Бедная сестра!
ГЛАВА XI
Теперь Кенелм очутился в конце города на берегу реки. Маленькие, жалкие домишки тянулись вдоль берега, но около моста совсем исчезли, и Кенелм по широкой площади опять вышел на главную улицу. Вдоль нее шел ряд вилл или особняков с садами, спускавшимися к реке.
Все здесь было тихо и безлюдно. К этому часу прохожие уже разошлись по домам. Ярко сияли звезды. Сладкий запах ночных цветов наполнял благоуханием воздух. Кенелм остановился вдохнуть это благоухание, а потом, подняв глаза, до сих пор опущенные, как всегда у людей, погруженных в задумчивость, заметил на балконе ближайшей виллы группу хорошо одетых людей. Балкон был необыкновенно широк. На нем стоял небольшой круглый стол с вином и фруктами. Три дамы сидели за этим столом на плетеных стульях, а на стороне, ближайшей к Кенелму, — мужчина.