Кентерберийские рассказы

Чосер Джеффри

Он взял патент от братства Ронсеваля. [74]

Теперь, с товаром воротясь из Рима,

Он, нежной страстью к приставу томимый,

Все распевал: «Как сладко нам вдвоем!» -

Своим козлиным, жидким тенорком,

И друг его могучим вторил басом,

Мог голос зычный спорить с трубным гласом.

Льняных волос безжизненные пряди

Ложились плоско на плечи, а сзади

Косичками казались, капюшон

Из щегольства давно припрятал он

И ехал то совсем простоволосый,

74

. Братство

Ронсеваля. – Странноприимный дом для паломников в Ронсевале (Наварра) имел в Лондоне отделение (госпиталь Ронсевальской божьей матери), которое, как и все заведения этого рода, торговало всякими реликвиями и индульгенциями.

То шапкой плешь прикрыв, развеяв косы

По новой моде – встречным напоказ.

В тулью был вшит Нерукотворный Спас.

Он индульгенций короб, с пылу с жару,

Из Рима вез по шиллингу за пару.

Глаза его, как заячьи, блестели.

Растительности не было на теле,

А щеки гладкие желты, как мыло.

Казалось, мерин он или кобыла,

И хоть как будто хвастать тут и нечем -

Об этом сам он блеял по-овечьи.

Но что касается святого дела -

Соперников не знал, скажу я смело.

Такой искусник был, такой был хват!

В своем мешке хранил чудесный плат

Пречистой девы и клочок холстины

От савана преславныя кончины.

Еще был крест в цветных камнях-стекляшках,

Была в мешке и поросячья ляжка, [75]

С их помощью, обманщик и нахал,

В три дня он денег больше собирал,

Чем пастырь деревенский за полгода

Мог наскрести с голодного прихода;

И, если должное ему воздать, -

Умел с амвона петь он, поучать.

75

Поросячья ляжка – один из целебных амулетов (ср. с «плечом Авраамовой овцы» в прологе продавца индульгенций).

Умел и речь держать пред бедным людом,

Когда по церкви с кружкой шел иль с блюдом.

Он знал, что проповедью, поученьем

Народ склонить нетрудно к приношеньям.

И на амвоне, не жалея сил,

Он во всю мочь акафист голосил.

Теперь, когда я рассказал вам кратко,

Не соблюдая должного порядка,

Про их наряд, и званье, и причину

Того, что мы смешались не по чину,

Расположась просторно и привольно

В таверне, возле старой колокольни, -

Пора сказать, как время провели

Мы в этот вечер, как мы в путь пошли

И чем досуг в дороге заполняли.

Чтоб в озорстве меня не упрекали,

Вас попрошу я не винить меня

За то, что в точности припомню я

Все речи вольные и прибаутки.

Я это делаю не ради шутки:

Ведь знаю я, что, взявшись рассказать

Чужой рассказ, не надо выпускать

Ни слова из того, что ты запомнил,

Будь те слова пространны иль нескромны,

Иначе все неправдой извратишь,

Быль в небылицу тотчас

обратишь,

И брату не давай при том пощады:

Рассказывай о всех поступках кряду.

Спаситель путь указывал нам верный:

Он прямо обличал, и нет в том скверны.

Кто сомневается, пускай прочтет,

Как говорил Платон на этот счет:

Велел он слову действиям быть братом.

Коль не сумел в сем сборище богатом,

Где знать и чернь, и господа и слуги,

Всем должное воздать я по заслуге, -

Что ж, видно, было это не под силу, Ума, уменья, значит, не хватило.

Трактирщик наш, приветливо их встретив,

За ужин усадил и, чтоб согреть их,

Сготовил снедь и доброе вино

На стол поставил, и текло оно

Весь вечер за веселым разговором,

Шутливой песней, дружелюбным спором.

Хозяин наш [76] – осанкой молодецкой

С ним не сравнялся б виндзорский дворецкий -

Был статен, вежлив и во всяком деле

Сноровист, весел и речист. Блестели

Его глаза и речь была смела.

76

– Образ хозяина «Табарда», трактирщика Гарри Бэйли, считают прототипом многих аналогичных персонажей английской литературы, в том числе и хозяина «Подвязки» в «Виндзорских проказницах» Шекспира. О Гарри Бэйли напоминает и общий облик шекспировского трактирщика, и отдельные детали, вплоть до любимого присловья: «А хорошо ведь сказано», которое, точно так же выраженное, встречается в эпилоге к рассказу врача.

И только что мы все из-за стола

Успели встать и заплатить за ужин,

Как он сказал, смеясь, что хоть не нужен

Наш тост ответный, но он даст совет,

Который помогал от многих бед,

Первей всего от скуки: «Вас всегда,

Друзья почтенные и господа, -

Так молвил он, – я видеть рад сердечно:

Такой веселой и такой беспечной

Беседы я давно уж не слыхал,

И целый год мой дом не принимал

Таких веселых и простых гостей,

У радости я не хочу в хвосте

Плестись и ваши милости делить -

Я мысль одну хочу вам подарить.

Идете в Кентербери вы к мощам,

И благость божия воздастся вам.

Но вижу, что – на отдыхе ль, в дороге ль -

Не будете вы чопорны и строги:

Свой дух рассказом будете бодрить,

Кому веселость может повредить?

Коль с рожей постной едет путник бедный,

Вот это плохо, это даже вредно.

Но вы, друзья, послушавши меня,

По вечерам, слезаючи с коня,

Свежи и веселы и не усталы

Пребудете, – тоски как не бывало.

Так соглашайтесь! Если ж не удастся

Мой замысел, пусть гром с небес раздастся

И прах отца из гроба пусть встает,

Меня ж земля пусть тотчас же пожрет».

Недолго мы и в этот раз чинились,

И выслушать его все согласились.

«Друзья, – сказал он, – мой совет примите,

Меня ж не очень рьяно вы хулите,

Хоть он, быть может, незамысловат,

Я думаю, что каждый был бы рад

В пути соседей сказкой позабавить,