Керенский
Шрифт:
К этому времени Керенский сумел найти деньги на собственную газету, получившую название "Дни". Первый номер ее вышел в том же Берлине 29 октября 1922 года. Через три года редакция "Дней" переехала в Париж, где издание продолжало выходить вплоть до начала тридцатых годов (в 1928 году поменяв формат на еженедельный журнал). Среди эмигрантских изданий "Дни" оказались на положении одного из долгожителей, чему способствовала умелая политика редакции. На страницах газеты публиковались не только политические статьи, но и стихи, проза, эссе о музыке и балете. Редакции удалось привлечь к сотрудничеству многих талантливых литераторов из числа эмигрантской молодежи. Редактором по разделу прозы в "Днях" был Марк Алданов, поэзию курировал Владислав Ходасевич. В газете Керенского активно сотрудничали его старые друзья 3. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковский, а также К. Д. Бальмонт, И. А. Бунин,
Политическое же лицо "Дней" определял почти исключительно сам Керенский. В каждом свежем номере на первой странице он помещал очередной отклик на события в России и в мире. Писательница Нина Берберова вспоминала: "Керенский диктовал свои передовые громким голосом на всю редакцию. Они иногда у него выходили стихами". [435] Отношение Керенского к происходящему в России зачастую расходилось с мнением основной части эмиграции.
В начале 1920-х годов, когда Ленин провозгласил переход к новой экономической политике, в эмигрантской среде наметился раскол. Представители правых политических течений и б'oльшая часть военной эмиграции считали необходимым придерживаться прежнего курса на вооруженное свержение большевизма. Другая часть, представленная прежде всего умеренными либералами кадетского толка, полагала, что большевизм неизбежно переродится и самостоятельно эволюционирует в сторону рыночной экономики и большей демократии в политической сфере. Выражением этих взглядов стал знаменитый сборник "Смена вех", появившийся в 1921 году в Праге.
435
Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. М., 1996. С. 349.
Керенский не разделял взгляды ни "сменовеховцев", ни тех, кто по-прежнему лелеял надежду на "весенний поход" в Россию. Он полагал, что большевизм не имеет ничего общего с социализмом, так же как с рыночным капитализмом европейского образца. Большевизм, по Керенскому, это "первобытный капитализм", несущий с собой самые тяжелые, самые худшие формы эксплуатации рабочего класса. Приход большевиков к власти был порождением разрухи и слабости России. Керенский выводит формулу: "Степень развития большевизма в данной стране прямо пропорциональна степени ее военного истощения и обратно пропорциональна уровню сил ее индустриального развития и организованности ее пролетариата". [436]
436
Керенский А. Ф. Дневник политика. С. 150.
Европейская демократия пребывает в иллюзии относительно природы большевизма. Закрытость и изоляция Советской России способствуют распространению легенд о пролетарской утопии, о царстве свободы и справедливости. К тому же хозяевам Кремля играет на руку поведение русских монархистов за границей, которые призывают к реставрации до-февральских порядков. Единственный способ преодоления большевизма — не реставрация, а объединение всех демократических сил Европы, с одной стороны, и русской эмиграции — с другой.
В декабре 1920 года Керенский вместе с Авксентьевым и некоторыми другими представителями эсеровской эмиграции опубликовал обращение с призывом немедленно созвать съезд членов Учредительного собрания. Главный лозунг этого мероприятия должен был звучать так: "От красной и белой реакции — к заветам мартовской революции, от самовластия — к власти всенародной". [437] С 8 по 21 января 1921 года в Париже проходило совещание, на котором было представлено 32 депутата Учредительного собрания (из 59, находившихся за границей). Затея закончилась шумным провалом, после того как Чернов и его сторонники заявили о своем отказе участвовать в совещании.
437
Воля России (Прага). 1920. 15 декабря.
Это стало поводом для очередной волны оскорблений в адрес Керенского на страницах правой прессы. С ненавистью врагов Керенскому в это время приходилось сталкиваться буквально ежедневно. В воспоминаниях эмигрантского писателя Р. Б. Гуля приведен случай, когда некая дама, увидев на улице Керенского, громко сказала своей маленькой дочери: "Смотри, Таня, вот человек, который погубил Россию". По словам Зензинова, бывшего свидетелем
438
Гуль Р. Я унес Россию. Т. 2. Россия во Франции. М., 2001. С. 65.
Керенского всё это очень обижало. На публике он демонстративно делал вид, что ему нет дела до того, как к нему относятся. Но, по мнению хорошо знавшей его Нины Берберовой, подчеркнутая самоуверенность (граничившая с самодовольством) Керенского была панцирем, который он отрастил, для того чтобы общаться с окружающими. Жизнь продолжалась, и нужно было быть готовым ко всему.
СЕРЕДИНА ЖИЗНИ
Время шло, надежды на то, что большевистский режим исчезнет сам собой, становились все более призрачными. На дворе были 1930-е годы, возраст Керенского перевалил за пятьдесят, а это то время, когда мужчина начинает подводить какие-то итоги жизни. Для Керенского это было особенно актуально, так как он постепенно начинал понимать, что всё самое яркое в его жизни осталось в прошлом.
Начиная с 1928 года в течение почти десяти лет Керенский публикует на страницах журнала "Современные записки" отрывки из своих воспоминаний. Это именно отрывки, а не целостные, законченные мемуары. Уже этим Керенский давал понять, что жизнь еще продолжается, что время окончательно подводить черту еще не пришло. Тем не менее из опубликованного складывалась вполне определенная картина.
Эмигрантские мемуары — жанр, представленный тысячами названий. Мемуары писали все: царские министры, белые генералы и рядовые обыватели, которым судьбою было суждено присутствовать при крушении великой империи. Они в разной мере талантливы и информативны, но все, за немногими исключениями, — тенденциозны. Мемуары служили оружием в политической борьбе, не прекратившейся и в изгнании. Главный их смысл заключался в стремлении очернить врагов и объяснить, что самому автору мемуаров не удалось решить все поставленные задачи только в результате несчастливого стечения обстоятельств.
Воспоминания Керенского — один из самых ярких примеров такого подхода. Его основной тезис исходит из противопоставления Февральской революции, которая принесла России свободу и демократию, и Октябрьской, ставшей началом конца. Главные виновники того, что страна скатилась к большевистской диктатуре, — "большевики справа", Корнилов и корниловцы. Надо сказать, что большой сенсацией воспоминания Керенского не стали. Их не обсуждали так, как обсуждали "Очерки русской смуты" Деникина. Объясняется это тем, что Керенский не рассказал в мемуарах ничего нового. Всё, о чем он писал, было известно по газетам и свидетельствам других современников.
Керенский и в 50 лет сохранял хорошую форму, но возраст все-таки давал о себе знать. Нина Берберова, часто общавшаяся с ним в это время, вспоминала: "Бобрик на голове и за сорок лет, как я его знала, не поредел, только стал серым, а потом — серебряным. Бобрик и голос остались с ним до конца. Щеки повисли, спина согнулась, почерк из скверного стал вовсе не разборчивым". [439] Зрение Керенского, и прежде слабое, еще больше испортилось. Теперь лорнет был обязательной частью его каждодневной экипировки. Поэтесса Ирина Одоев-цева записала свои впечатления от первой встречи с Керенским: "Лорнетка кажется особенно хрупкой, игрушечной, в его увесистом кулаке. Он подносит ее к глазам, и от этого его массивное, широкое лицо принимает какое-то странное, жалкое выражение — не то стариковское, не то старушечье". [440] На улице Керенский лорнет, естественно, не доставал и по этой причине не узнавал знакомых и на ходу налетал на людей и предметы. Рассказывали, что как-то, переходя улицу, он едва не столкнулся с ехавшим автомобилем и, приподняв шляпу, вежливо извинился: "Пардон, мадам!"
439
Берберова Н. Курсив мой. С. 349.
440
Одоевцева И. На берегах Сены. М., 1989. С. 58.