Керенский
Шрифт:
Таким образом, большевистские руководители (или, во всяком случае, часть из них) еще были настроены в это время на продолжение вооруженного сопротивления. Но речь шла в лучшем случае об обороне. По этой причине те, кто еще вчера ставил властям ультиматум, теперь вынуждены были маневрировать. Раскольников отправил своего брата А. Ф. Ильина-Женевского к генералу Половцеву, а сам выехал в Таврический дворец.
Изменившаяся ситуация не оставила в стороне и лидеров ВЦИКа. Не прошло и суток с тех пор, как они дрожали в ожидании ареста, как роли переменились. От имени военной комиссии меньшевик М. И. Либер потребовал от Раскольнико-ва в течение двух часов разоружить всех кронштадтцев. В ответ на возражения Либер заявил, что теперь он дает на принятие решения только десять минут. Вездесущий Суханов позднее вспоминал,
255
Суханов Н. Н. Записки о революции. Т. 2. С. 349.
Его собеседники были неумолимы — речь может идти только о полном разоружении. Раскольников по телефону сообщил о результатах переговоров и покинул Таврический дворец. Однако отправился он почему-то не назад в дом Кшесинской, а на квартиру матери на Выборгскую сторону. Это странное на первый взгляд дезертирство объясняется тем, что большевистские руководители уже приняли решение прекратить сопротивление. Вечером 5 июля 1917 года по городу было распространено обращение, в котором от имени ЦК и Петербургского комитета содержался призыв прекратить демонстрации и забастовки. Одновременно обитатели дома Кшесинской начали переговоры с Половцевым об условиях сдачи (от имени большевиков их вел И. В. Сталин). В итоге было достигнуто соглашение, согласно которому защитники дома Кшесинской должны были сдать оружие, а в обмен получали право беспрепятственно покинуть здание. Около полуночи особняк на Кронверкском проспекте был занят правительственными войсками. Это означало, что мятеж окончательно подавлен.
РЕАКЦИЯ
С утра 6 июля на Варшавский и Николаевский вокзалы стали прибывать эшелоны с войсками, вызванными с фронта для подавления беспорядков. В составе сводного отряда были 14-я кавалерийская дивизия, 117-й Изборский полк, 14-й донской казачий и еще несколько полков и батальонов. Отряд был сформирован за несколько дней до этого на Северном фронте. Инициатива исходила от председателя армейского комитета 5-й армии прапорщика А. А. Виленкина, в недавнем прошлом — многообещающего молодого адвоката. С помощью командующего армией генерала Ю. Н. Данилова Вилен-кину удалось собрать внушительную силу. Начальником отряда был назначен поручик Г. П. Мазуренко, член эсеровской партии с дореволюционным стажем.
На улицах Петрограда фронтовики даже своим внешним видом резко отличались от разнузданных "защитников революции" из столичного гарнизона. Такими их запомнил в этот день Раскольников: "Было странно видеть этих запыленных, усталых, заросших бородами фронтовиков не на ухабистой проселочной дороге, а на каменной мостовой рабочего квартала… Солдаты усталыми жестами стирали пот со своих загорелых лбов. Я внимательно всматривался в их лица. На них отражалось крайнее физическое утомление и близкое к бесчувствию равнодушие". [256] В численном отношении прибывший отряд в 40 раз уступал петроградскому гарнизону (10 тысяч против 400), но этого оказалось достаточно, для того чтобы недавние хозяева столицы в страхе попрятались в казармы.
256
Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. С. 155.
Прибывшие с фронта солдаты были переполнены ненавистью по отношению к окопавшимся в тылу "героям". Те хорошо это понимали и потому безропотно принимали меры, еще недавно вызвавшие бы бурю возмущения. Днем 6 июля во всех полках петроградского гарнизона было распространено постановление Временного правительства, предписывавшее немедленное расформирование воинских
Вечером 6 июля в Петроград прибыл Керенский. На Царскосельском вокзале его встречал генерал Половцев. Вдоль перрона в качестве почетного караула был выстроен отряд полковника Ребиндера, отличившийся при подавлении мятежа. Керенский был зол и раздражителен. Причина этого очевидна. Наведение порядка в Петрограде произошло без малейшего его участия. Его поспешный отъезд из столицы был воспринят многими как бегство, а последующее бездействие — как проявление слабости. Половцев поспешил еще больше испортить настроение Керенскому. С дороги тот отправил телеграмму, требуя, чтобы к его встрече вдоль улиц были выстроены прибывшие с фронта полки. Но социалисты из Таврического дворца заявили по этому поводу протест. Премьер-министр князь Львов тоже счел, что праздновать триумф в настоящей обстановке было бы ошибочно, и своей властью отменил распоряжение Керенского.
В итоге Керенский приехал в штаб военного округа, где по-прежнему заседало правительство, находясь в самом мрачном расположении духа. Он с порога начал кричать на министров, обвиняя их в том, что они допустили бунт. Обратим внимание — прежде Керенский запросто мог устроить истерику на заседании правительства (в этом был его фирменный стиль), но никогда не позволял себе кричать на своих коллег по кабинету. Теперь Керенский стал другим — всеобщее поклонение незаметно для него самого изменило его характер. Он действительно стал верить в свое великое предназначение, и это позволяло ему смотреть на других свысока.
Куда делся тот Керенский, который совсем недавно заявлял, что "наша сила не в насилии, а в доверии к разуму и совести народа"? Теперь он ультимативно потребовал от правительства санкционировать арест большевистских руководителей. Список их был заранее заготовлен контрразведкой: Ленин, Зиновьев, Козловский, Александра Коллонтай. Аресту также подлежали инициаторы кронштадтского выступления — Раскольников и Рошаль, а также прапорщик Семашко из Первого пулеметного.
Помявшись, министры дали свое согласие. Но в это время на заседании появились представители ВЦИКа. Узнав о планирующихся арестах, они шумно выразили недовольство этим. Они трактовали происходящее как наступление контрреволюции на "заблуждающихся, но честных борцов" — большевиков. Представители Совета считали недопустимым какие-либо аресты до тщательной и доскональной проверки всех выдвинутых против Ленина и его соратников обвинений.
Керенский от этих разговоров пришел в ярость. Он хлопнул дверью и оставил министров и представителей ВЦИКа договариваться между собой. В полночь Керенскому доставили срочную телеграмму. В ней говорилось, что фронт прорван и русские войска панически отступают. С телеграммой в руке Керенский вернулся в зал, где все еще шли утомительные споры по поводу возможности ограничивать свободу и демократию. Керенский громко прочел телеграмму и спросил делегатов Совета: "Надеюсь, вы больше не будете возражать против арестов?" Ответом ему было молчание.
После этого без долгого обсуждения было принято постановление правительства, предполагавшее тюремное заключение на срок до трех лет для виновных в публичном призыве к погромам, к насилию над какой-то частью населения, к неисполнению законных распоряжений власти. На основании этого Керенский подписал приказ арестовать и предать суду всех лиц, ведущих агитацию против Временного правительства.
Аресты начались в ту же ночь. Были взяты под стражу Козловский и его знакомая — Е. М. Суменсон, через которую тот якобы поддерживал связь с немецкими агентами в Стокгольме. Позже были арестованы Троцкий, Каменев и Луначарский. Ленин и Зиновьев сумели скрыться. В контрразведке было известно, что Ленин в последнее время проживает на Широкой улице в квартире своей старшей сестры Анны Елизаровой. Однако, когда воинская команда под началом капитана Никитина прибыла по этому адресу, застать там удалось только жену Ленина — Надежду Крупскую.