Кёрклендские забавы

Холт Виктория

Светлые глаза Люка смотрели на меня не без насмешки, и мне вспомнилось решение Гэбриела не сообщать родственникам о предстоящей свадьбе. Конечно же, они считали меня не более чем охотницей за богатым женихом, ибо Гэбриелу предстояло унаследовать не только дом, но и средства, чтобы содержать его, а также титул баронета, который должен был перейти к нему как к единственному наследнику после смерти старика.

– Я начинаю это понимать, – сказала я.

Бесконечные переходы из комнаты в комнату окончательно сбили меня с толку – их было так много, и все с высокими окнами и потолками, часто украшенными искусной резьбой, с обшитыми панелями стенами и мебелью

иных эпох. Перед моими глазами проходили огромные подвалы и кухни, где слуги, казалось, тоже поглядывали на меня с подозрением; я увидела остальные балконы, почти неотличимые от того, что находился рядом с нашей комнатой, осмотрела поддерживающие их мощные каменные колонны и лица горгулий, гримасничавших со всех сторон.

– Как же им нравились эти демоны, этот гротеск, – сказала я.

– Они нужны были для того, чтобы отпугивать чужаков, – объяснил Люк. – Согласитесь, горгульи выглядят довольно устрашающе. Они как бы говорят: «Не приближайся!» На миг потеряешь бдительность, и демоны Кёркленда тебя сцапают.

– Но наверняка иногда они и привечали гостей, – улыбнулась я.

– Думаю, мы были негостеприимным семейством. Нам вполне хватало друг друга.

Мы дошли до галереи, и Люк повел меня вдоль портретов, объясняя, кто на них изображен. Первый сэр Люк, построивший это здание, грозный мужчина в доспехах. Томас, Марк, Джон, несколько Мэтью и еще один Люк.

– В нашей семье всегда было принято давать библейские имена, – заметил мой провожатый. – Такова фамильная традиция. Мэтью – это Матфей, Люк – Лука, Джон – Иоанн, Марк, Питер – Петр, Саймон – Симон… Даже Гэбриел – архангел Гавриил. Я часто называю его ангелом, хоть ему это и не нравится. Мне кажется, тут они зашли слишком уж далеко. Обычное земное имя, вроде Марка или Джона, было бы куда лучше. А вот сэр Люк… он умер молодым. Выбросился с балкона в западном крыле.

Я посмотрела на молодого человека, изображенного на холсте. Все эти портреты были такими правдоподобными, мне даже казалось, что у этого мужчины шевелятся губы.

– А это, – продолжал экскурсию Люк, – Джон, лет сто назад решивший умереть таким же способом. Он спрыгнул с балкона в северном крыле. Странно, правда? Хотя, мне кажется, он просто позаимствовал эту идею у Люка.

Я отвернулась. От этого разговора у меня на душе стало тревожно. Не знаю почему.

Подойдя к портрету женщины в широкополой шляпе, украшенной перьями, я услышала за спиной голос Люка:

– Это моя пра-пра-прабабушка… Не уверен, сколько «пра» здесь должно быть.

Я продолжила путь по галерее.

– О, а вот и ваш свекор собственной персоной, – произнес Люк.

С холста на меня взирал молодой сэр Мэтью. Ниспадающий мягкими складками шейный платок и зеленый бархатный камзол – сама элегантность, лицо румяное, а не цвета портвейна, глаза несколько больше, чем теперь, и, думаю, не ошибусь, если предположу, что в те дни он был распутником. Рядом с ним была женщина, его жена, догадалась я. Она была красива какой-то утонченной, хрупкой красотой, на ее лице застыло выражение смирения. Мать Гэбриела, подумала я, умершая вскоре после его рождения. Был там и портрет самого Гэбриела, юного и невинного.

– Вы будете рядом с ними, – сказал Люк. – Как и остальных, вас пленят и заточат в холст… и через двести лет новая хозяйка дома будет смотреть на ваш портрет и думать о вас.

Меня передернуло: я явственно ощутила желание сбежать от своего проводника, вырваться из этого дома хотя бы на полчаса – разговоры о самоубийстве меня угнетали.

– Пятнице уже хочется гулять, – сказала

я. – Думаю, мне пора вывести его на улицу. Спасибо, что потратили время, чтобы все мне показать.

– Но я показал вам далеко не все. Здесь еще много чего можно посмотреть.

– В следующий раз я смогу насладиться экскурсией в полной мере, – твердо произнесла я.

Люк поклонился:

– С огромным удовольствием продолжу ее.

Я стала спускаться по лестнице и на середине обернулась. Люк стоял между портретами, наблюдая за мной; вид у него был такой, будто он вот-вот шагнет в одну из рам и станет одним из изображенных на полотнах мужчин.

Остаток дня я провела с Гэбриелом. Днем мы поехали кататься на пустоши и вернулись как раз к обеду. Вечер прошел так же, как и предыдущий.

Прежде чем лечь спать, муж отвел меня на балкон, и когда мы стояли там, наслаждаясь видом, я сказала, что еще не посетила развалины аббатства и хочу сделать это завтра.

Следующее утро Гэбриел снова провел с отцом, а я отправилась гулять с Пятницей. На этот раз к аббатству.

Приближаясь к этим старинным руинам, я не переставала изумляться. Было солнечное утро, и то тут, то там поблескивали камни, словно инкрустированные бриллиантами. Трудно было поверить, что это развалины, – огромная башня сохранилась полностью, как и стены. Лишь подойдя ближе, я увидела, что здесь нет крыши – на ее месте светилось небо. Аббатство находилось в долине, недалеко от реки, и, видимо, было лучше защищено от ветра, чем Забавы. Теперь я смогла отчетливо рассмотреть высокую нормандскую башню, древний контрфорс и неф, который, подобно башне, прекрасно сохранился, разве что лишился крыши. Меня поразила площадь, занимаемая остатками аббатства. Я подумала, как интересно было бы составить его план, чтобы потом воссоздать это строение у себя в воображении.

Пятница возбужденно носился вокруг меня, как будто разделял чувства, навеянные этим местом. Вот здесь, сказала я себе, были несущие стены. Впрочем, на этом месте было достаточно камней, чтобы определить, где находились, например, кухни, клуатр [7] , неф, трансепт [8] , монашеские кельи.

Ступать приходилось осторожно, потому что повсюду из земли торчали опасные обломки камней. На минуту я потеряла Пятницу из виду, и меня тут же охватила паника, что было довольно смешно. Не менее нелепой была и моя радость, когда пес прибежал на мой оклик.

7

Крытая галерея, обрамляющая прямоугольный двор монастыря или церкви. (Прим. ред.)

8

Поперечный неф или несколько нефов, пересекающих продольный объем в крестообразных зданиях. (Прим. ред.)

«Интересно, из какой части аббатства взяли камни для строительства Забав?» – подумала я. Мне хотелось разузнать побольше об истории дома и семьи, к которой я теперь принадлежала. Я посмеялась над собой.

Я так многого не знала о собственном муже. Почему он столь скрытен со мной? Почему меня не покидало ощущение, будто он что-то от меня утаивает?

Я села на камни (очевидно, это было все, что осталось от монашеского дортуара) и, собравшись с мыслями, призналась себе, что, приехав сюда, недостаточно много думала о Гэбриеле.