Кесарь
Шрифт:
Тем самым, подав сигнал об отмене атаки детей боярских!
Вот только звук его рога заглушил очередной залп пушек, ударивших с соседних башен…
…- Петр Иванович, кажись, Шеин в рог протрубил, отдает приказ атаковать!
Младший воевода Смоленска, нетерпеливо теребивший темляк пернача все время опостылевшего ожидания, радостно воскликнул:
– Ну, братцы, с Богом! Покажем ляхам, где раки зимуют!
– Гойда-а-а-а!!!
Дети боярские, также измотанные ожиданием, да жаждущие поскорее уже вступить в бой, ответили Горчакову единодушным, бодрым ревом – и вслед за ним устремились в атаку,
Увлеченный погоней и бешенной скачкой, в эти славные мгновения ощущая себя вновь молодым, Петр Иванович не сразу расслышал рев рога Шеина с Молоховской башни – и не сразу сосчитал число звуков, означающих отмену атаки… И тут «младший» воевода, по седым своим годам и множеству ратных заслуг превосходящий Михаила Борисовича, впервые за время осады Смоленска не подчинился, не захотел оставаться на вторых ролях, прячась в тени столь молодого и деятельного Шеина!
Да и какой смысл останавливать атаку, когда враг уже показал спину – и бежит?! Ляхов только и осталось, что прижать к линии надолбов их же лагеря да вырубить подчистую! Вон, вырвавшиеся вперед дети боярские уже догнали первых ворогов, уже рубят их в спину саблями, колют копьями! Иные же стреляют из луков, догоняя стрелами литовских беглецов…
Слишком поздно заметил Горчаков хоругви крылатых гусар, во весь опор летящих на его всадников – и заходящих с левого бока. А заметив, бешено затрубил в свой рог, приказывая ратникам отступать… Но даже тогда дети боярские, увлеченные истреблением вражеской пехоты, не сразу подчинились приказу, не сразу заметили ворога…
А потом – потом стало уже поздно.
Четыре сотни отборных польских всадников, построившихся в две линии, тараном врезались в детей боярских – сминая и московитов, и собственных бегущих пешцев! Удары чрезмерно длинных гусарских пик, придерживаемых рукавом-током, во время куширования прошивают детей боярских насквозь – тут же разлетаясь в щепки полой половиной... Впрочем, особо умелые да везучие шляхтичи умудряются пронзить и двух московитов одним ударом! А тяжелые боевые жеребцы ляхов, стоящие просто безумных денег, на разгоне опрокидывают невысоких коней русинов ударом груди… Оно и верно – ведь выносливые лошади детей боярских предназначены лишь для маневренного степного боя, а не лобовой рыцарской схватки.
Нет, смоляне могли ответить лишь стрелами, летящими в лица гусарам и в грудины их коней – да выстрелами пистолей, разящих врага только в упор… Но потери последних рыцарей Европы оказались просто смешны по сравнению с потерями детей боярских! Вот было бы время развернуться и встретить ляхов в полной готовности… Да еще и на широком поле – а не крошечном пятачке, ограниченном крепостными стенами Смоленска и укреплениями польского лагеря! Вот тогда бы дети боярские закрутили бы смертоносную карусель, держа ворога на расстояние… И одного за другим вышибая стрелами шляхетских скакунов, быстро устающих от преследования.
Все это понял Петр Иванович Горчаков, запоздало осознавший свою ошибку – да сделать воевода уже ничего не смог. На его глазах в считанные мгновения погибло более двух сотен детей боярских; уцелевшие же всадники развернули лошадей и бросились наутек, подгоняя скакунов нагайками… Но сам младший воевода, чья взыгравшая гордость стоила жизни десяткам ратников, предпочел смерть бесчестью – и развернул своего дорогого, рослого жеребца навстречу ляхам!
Вся жизнь Петра Ивановича прошла на ратной службе – и промелькнула перед глазами уже
И летящие навстречу крылатые польские гусары...
Умелый наездник, Петр Иванович направил своего скакуна влево от летящего навстречу ляха – под бьющую правую руку! Оба всадника ударили разом; русич успел наклонить голову, подставив под лезвие вражеской сабли остроконечный, конический шелом – и польский клинок лишь соскользнул на наплечник полного зерцального доспеха... В то время как ребристое навершие пернача – символа власти воеводы! – врезалось в польский шишак!Вмяв левый науш в голову ворога, раздробив тому челюсть и лицевые кости… Гусар без звука рухнул на снег – но уже в следующий миг в грудь воеводы врезался польский кончар!
Новый враг, потеряв разлетевшуюся от удара пику, держал длинный граненый клинок ровно над землей, словно копье – и атаковал также на скаку, пытаясь таранить! Но он зашел слева – и нанести точный прямой удар ляху не удалось... Граненое острие его кончара впилось в прочную, круглую кирасу зерцала под углом, все же сумев ее пробить – но не прошив тела воеводы!
Более того, от напряжения при ударе – и скорости галопа гусарского жеребца, пролетевшего вперед – прочный, но все же довольно тонкий клинок переломило пополам…
Петра Ивановича при этом швырнуло на заднюю, невысокую луку седла. Но кряжистый воевода, могучий словно медведь, до предела сдавил конские бока бедрами – и все же удержался! Застрявшее в зерцале обломанное острие кончара, добравшись до плоти, вызвало острую боль и жжение, но не убило – а только разозлило русича. И отпустив поводья, левой рукой он тотчас выхватил из седельной кобуры колесцовый пистоль, развернулся вполоборота (благо, что русское седло дает всаднику значительную свободу) – и с дюжины шагов всадил тяжелую пулю промеж гусарских «крыльев»! На этом расстоянии горячий свинец без труда пробил кирасу ляха, бросив отчаянно вскрикнувшего всадника на холку жеребца…
Но когда воевода развернулся в седле, надеясь еще встретить нового ворога, то увидел лишь стремительно приближающуюся к глазам саблю – навеки погасившую в них свет.
…- Пали!!!
Очередной залп вновь затягивает бойницы верхнего боя Молоховской вежи едким густым дымом. И вновь я вынужден прекратить огонь – а впрочем, все «двенадцать апостолов» на берендейках опустошены, как кажется, уже у всех стрельцов. И чтобы обновить пороховые заряды, нам потребуется время…
Устало привалившись к стене у самой бойницы, я дождался, когда дым рассеется – чтобы увидеть, как потрепанные пищально-пушечным огнем гусарские хоругви в беспорядке отступают от ворот. Увлекшись погоней и истреблением детей боярских, ляхи неосторожно приблизились к кремлю на пищальный выстрел – и попали под дружный залп всего стрелецкого приказа, грянувшего со стен и башен Смоленска! Тяжелые ядра и сотни пуль, смертельным градом хлестнувшие по смешавшим ряды всадникам (довольно эффектно смотрящихся в своих леопардовых шкурах да с крыльями за спиной!), свалили несколько десятков шляхтичей и «почета» – их боевых слуг. Заметно остудив пыл и гонор ляхов, все же умеющих учиться на ошибках – своих или чужих… В любом случае, гусары не рискнули ворваться в крепость на плечах отступающих детей боярских – две сотни которых теперь поспешно втягиваются в раскрытые ворота Молоховской вежи.