Кэш
Шрифт:
— Главное слово здесь — «умный», — начала она, подходя к краю кровати и спрыгивая с нее. — Я знаю. Это чуждое понятие для того, у кого едва хватает двух мозговых клеток, чтобы потереться друг о друга, и когда это происходит, все, что они делают, это кричат: «киска, киска, киска», но некоторые из нас действительно имеют...
— Убери когти, котенок, — засмеялся я, подмигнув ей и погладив по подбородку. — Я просто над тобой подшутил.
— О, — сказала она, немедленно сдуваясь, и я не ошибусь, если скажу, что она выглядела немного разочарованной, пропустив бой. Она вздохнула и посмотрела на меня своими большими синими глазами. — Почему Ло остается с тобой?
— Не знаю. А почему ты остаешься с Волком? — возразил я, опасаясь, как бы
— Тебе стоит уйти, — сказал Волк, вставая между мной и Джейни, и стало ясно, что он впервые стоит против одного из своих братьев.
Я прикусил внутреннюю сторону щеки, покачиваясь на каблуках в течение секунды, пытаясь понять, должен ли я настаивать на этом вопросе или нет. В конце концов, это действительно было не мое дело, это было дело Рейна, и, честно говоря, когда дело дойдет до выговоров человеку, которого мы знали всю нашу жизнь, да, я бы предпочел, чтобы мой брат был тем, кто разберется с этим дерьмом.
— Хорошо, — сказал я, поднимая руки и отступая на несколько шагов. — Но возьми свой гребаный телефон и позвони Рейну, или у тебя тут будет группа Приспешников, которые будут задавать вопросы и вытряхивать твое белье. Джейни, котенок, — сказал я, отклонившись в сторону, чтобы видеть ее (и от меня не ускользнуло, что она смотрела на спину Волка, сдвинув брови в полном замешательстве). — Позаботься о руке. Увидимся.
Я спускался гораздо медленнее, чем поднимался, и на этот раз это не имело никакого отношения к неровной почве. Или, может быть, все связано с этим, но в образном смысле. Не то чтобы у меня никогда раньше не было проблем с женщинами. Но это были совсем другие неприятности. Это всегда было: «как мне затащить эту женщину в постель», или «как мне сказать этой женщине, что она не будет моей старушкой», или даже «как заставить эту цыпочку перестать резать шины на моем байке». Я никогда не испытывал такой сильной симпатии к женщине, как сейчас. Что, черт возьми, это говорит обо мне? Что я могу быть настолько увлечен кем-то, кто делает дерьмо, которое я считаю непростительным? Да, она была вызовом. Да, для меня это всегда было как гребаный наркотик. И раньше в этом не было никакого смысла. Может быть, это было просто влечение. Временами я мог быть надежным и простым. Если эта женщина была достаточно горячей, я был готов прыгать выше головы и смотреть мимо большого количества сумасшедшего дерьма, чтобы попробовать ее на вкус. И, попробовав Ло, ну, скажем так, я захотел большего. Я хотел всего этого. Я хотел знать, что она чувствует, извиваясь подо мной. Я хотел знать, как звучит мое имя, которое она выдохнула, когда кончила. Я хотел знать, каково это, когда ее губы обхватывают мой член. Я хотел знать, действительно ли она такая дикая и распутная, какой я ее себе представлял. Неужели она ругается в постели? Была ли она готовы к разным позам? Мог ли я довести ее до точки невозврата, где она готова была кричать, умолять меня освободить ее? Могу ли я проникнуть под ее стены и посмотреть на женщину под ними?
— Господи Иисусе, — простонал я, подходя к машине и качая головой, глядя на свое отражение в окне.
Мне нужно было выяснить, в чем ее проблема, решить ее для нее, и убрать ее к чертовой матери из моей жизни, прежде чем не будет пути назад.
Глава 12
Ло
Несколько часов спустя, когда я по локоть погрузилась в приготовление ингредиентов, я услышала шум машины. К моему удивлению, и полному восторгу, у Кэша не было холостяцкого холодильника (то есть полного мяса и остатков
Затем, конечно, я представила, как он готовит еду для своих женщин, потому что, ну, кто готовит столько еды только для себя? Вместе с этой мыслью пришел сильный и почти непреодолимый укол ревности, который был настолько неприятен, что мне пришлось задуматься о чем-то другом, чтобы отвлечься, иначе я бы свела себя с ума.
Видя, что его дом был почти до умопомрачения опрятен, я решила заняться стряпней. Я была хорошей кухаркой, проводя бесконечные часы, готовя еду для моего отца, когда я была моложе после смерти моей матери. Он был немного не в себе... традиционное (шовинистическое) представление о роли женщины в жизни означало, что моя работа заключалась в том, чтобы научиться обращаться с плитой в юном возрасте одиннадцати лет. У меня было довольно много шрамов от ожогов на руках, как свидетельство тех первых неловких, небезопасных движений. Потом, когда я жила одна в конспиративной квартире, я даже не включала печку. Если я не могла приготовить ее в микроволновке, я ее не ела. Меня тошнило от готовки.
В Хейлшторме куча парней и даже одна или две женщины действительно наслаждались готовкой и имели действительно высокий навык, так что они в итоге были теми, кто по очереди кормил остальных из нас.
Я не практиковалась почти двадцать лет, но, в общем, это было не совсем то, что можно забыть, и я была немного взволнована, чтобы сделать это снова... учитывая тот факт, что это было неожиданностью для другого человека.
Дверь открылась, когда я резала морковь для тушеного мяса в бульоне и томатном соусе, которое уже начало закипать на плите.
— Что так вкусно пахнет? Ты заказала еду? — Спросил Кэш, и я услышала, как моя сумка упала на пол в гостиной, а он, поскрипывая ботинками, двинулся ко мне. Я не ответила, и когда он вошел в дверной проем, он медленно оглядел меня, стоящую у стойки, одетую только в его футболку и собранными на скорую руку волосами — Это ты... готовишь для меня? — спросил он со странным придыханием в голосе, которое заставило меня вскинуть голову, чтобы посмотреть прямо на него, не понимая, откуда взялась эта интонация.
Не зная, что сказать, я небрежно помахала ножом. — Нам нужно было поесть, верно? — Спросила я, чувствуя себя немного неуверенно из–за всего этого.
— У меня никогда раньше не было женщины, которая готовила бы для меня, — сказал он, глядя на меня слишком напряженным взглядом, полностью лишенным его обычной шутливой легкости.
— Ничего страшного, — сказала я, отводя от него взгляд. Что–то происходило между нами, и это было слишком интимно, что–то не совсем понятное для меня.
Я едва успела достать из пакета еще одну морковку, как почувствовала, что он подошел ко мне сзади, то есть прямо сзади... вся его грудь была прижата к моей спине, и он смотрел через мое плечо, его подбородок лежал там небрежно, как будто для нас не было ничего нового стоять вместе, пока я нарезала овощи, как мы делали это каждый вечер нашей жизни. Его рука скользнула по моему животу, слегка надавливая, и я клянусь, что прикосновение выстрелило прямо между моих бедер и мой мозг отключился.
— Это для меня, — сказал он, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, на что он реагировал. А, ну да... я сказала, что это не имеет большого значения. Для него это было очень важно? Отлично. Как будто я не чувствовала себя достаточно неуверенной в этом.
— Не обольщайся так сильно. Я не так уж хорошо готовлю, — сказала я, заставляя свои руки сосредоточиться на том, чтобы они начали шевелиться. Хотя, я была уверена, что заостренный предмет — это была последняя вещь, которая должна находиться в моих руках, учитывая то, в каком состоянии я сейчас была.